— Прекрати, Роза! Не нужно так на меня смотреть. Карла неплохо к нам относится, правда, на свой, довольно глупый лад. Ну, знаешь, как хавронья, которая нечаянно может своих поросят раздавить, когда в грязи валяется.
Роза улыбнулась и взяла меня под руку. Этот разговор мы вели, стоя в очереди за кружкой темной водицы, которая называлась вечерним кофе.
— Скажи, ты всех людей с животными сравниваешь? — спросила Роза. — Я гляжу, у тебя уже целый зоопарк собрался. Карла — свинья, Франсин лягушка, Шона жираф, Марта акула.
— Только не говори им, что я так их называю.
— Конечно, не скажу! Ну а я? Каким зверьком ты меня видишь?
— Не важно.
— Каким?
— Белкой.
— Белкой?! — взвизгнула Роза. — Вот какой ты меня видишь? Капризной и пугливой?
— Белки очень милые! У них красивые пушистые хвосты. И они забавно склоняют голову набок, когда смотрят на тебя. Мне нравятся белки. Кем бы тебе хотелось быть? Лебедем, наверное? Под стать графине, которая живет во дворце, где к завтраку подают яйца всмятку на золотых подставочках. Угадала?
— Лебедь, между прочим, и очень сильно клюнуть может, — рассмеялась Роза и «клюнула» меня в бок своим локтем.
Я вскрикнула и захохотала:
— Прекрати, дуреха! Щекотно же!
Невероятно, но на какое-то мгновение я вдруг почувствовала себя счастливой. А ведь мне следовало бы думать совершенно о других вещах — о том, как в мастерской укрепить свое положение и вернуться домой.
Стоявшие в очереди за коричневой бурдой женщины смотрели на нас, как на сумасшедших. Мы с Розой перестали смеяться. Поняли, как дико здесь это выглядит.
— А что за зверь ты? — спросила меня Роза.
— Мм… не знаю. Никакой. Или глупый какой-нибудь. А, ерунда!
А в голове у меня тем временем мелькало: «Змея? Пиранья? Паук? Скорпион?» — и ничего более приличного.
— Зато я, кажется, знаю, что ты за зверь, — сказала Роза и взглянула на меня, по-беличьи склонив набок голову.
Что за зверь, спрашивать я не стала.
День за днем шитье, шитье, шитье. Ночные разговоры, а потом спать и видеть сны.
Сны о доме. О накрытом к завтраку столе с чистой льняной скатертью. Свежий тост, густо намазанный чудесным желтым маслом. Яйца с ярко-оранжевыми желтками. Горячий чай из чайника в желтый горошек.
Но я всегда просыпалась раньше, чем успевала съесть что-нибудь.
Посыльная прибежала в наш первый блок после вечерней проверки. Эта маленькая юная девушка в полосатой робе была похожа на птицу. На скворца, возможно. Она переговорила с Балкой. Балка выкрикнула мой номер. Я спустилась вниз со своей верхней полки, стараясь сдержать страх. Такой вызов не сулил ничего хорошего.
— До скорого, — спокойно попрощалась со мной Роза с таким видом, словно я собралась в лавку за бутылкой молока.
Я вышла из барака вместе со Скворцом, и мы пошли, точнее, побежали вперед. Сначала по главной улице, вдоль протянувшихся с обеих сторон бараков. Затем через мощеный двор к большому каменному строению с застекленными окнами, за которыми виднелись полоски ткани — неужели занавески?
Возле входной двери мы остановились, и Скворец показала мне, приложив к губам палец: «Первой иди».
«Сама иди», — беззвучно ответила я.
Скворец вздохнула и толкнула дверь. Я на секунду задержалась на пороге, хотя никакого выбора у меня, разумеется, не было. Если честно, я в этот момент едва не описалась (что было бы достижением, потому что я все лето так сильно потела, что на поход в туалет у меня в организме воды уже не хватало).
Внутри коридор с рядом закрытых дверей. И запах лимонного дезинфектора. И гомон голосов. Возле одной из дверей — пара сапог. Скворец вела меня дальше по коридору.
Она постучала в дверь, на которой не было ни таблички, ни номера, и исчезла. Исчезла так быстро, словно в самом деле была юркой маленькой птичкой. Сердце колотилось в груди.
Дверь открылась.
— Не стой на пороге, заходи быстрее и закрой за собой дверь. Вытри обувь. Садись. Ну, что скажешь? Не дворец, конечно, но жить можно.
Я была в общежитии для надзирательниц. В комнате Карлы.
Карла очень свежо выглядела в сшитом мной желтом сарафане. Она встала в балетную позу, демонстрируя мне свои туфельки, и спросила:
— Симпатичные туфли, правда? Одна из наших девочек приглядела их в универмаге, и я сразу поняла, что они то, что мне надо. К счастью, и размер как раз мой оказался.
Одна из девочек — это другая надзирательница.
Карла нервно рассмеялась:
— Ты не волнуйся, все в порядке. Тебе ничто здесь не угрожает, если мы будем разговаривать вполголоса и последим за тем, чтобы тебя никто не увидел. Садись в кресло, если хочешь, только сначала дай я подушку с него сниму. Или на мою кровать. Вот на эту, та кровать Гражины. Она сейчас на службе. Ты наверняка знаешь ее, волосы курчавые, как у пугала. Это оттого, что она слишком много в бассейне плавает. Я говорила ей, что так она станет слишком мускулистой, но она не слушает.
Я помнила Гражину. Видела ее в действии. Гражина всегда ходила с изрядно потертой от постоянного употребления деревянной дубинкой. Я, конечно, не стала говорить Карле, но у нее и прозвище было Костолом в честь кровожадного великана-людоеда из одной истории, которую нам рассказывала Роза.
Карла села на кровать, и под ее весом скрипнули пружины. Я опустилась в кресло.
— Оно должно тебе понравиться, — сказала Карла, поглаживая рукой лоскутное, в коричневых и бежевых тонах, покрывало на кровати. — Оно сшито из обрезков ткани, оставшихся от платьев, и все они разные.
Оно напоминало мешанину из нелюбимых дедушкиных галстуков, которые он никогда не надевал. На кровати у бабушки тоже лоскутное покрывало, но намного красивее, чем у Карлы, с веселенькими цветочками и полосками. То покрывало можно назвать своеобразной хроникой нашей жизни. «Ты помнишь платье из этой ткани? Оно было на мне, когда мы отправились к реке на пикник и ели кремовый торт с посыпкой из мускатного ореха? — могла, например, сказать мне бабушка. Или: А помнишь, откуда этот лоскуток? От старого дедушкиного пиджака, в котором он ходил на работу. Он еще пуговицы на нем всегда не на те петли застегивал. А помнишь?.. А помнишь?..»
Карла наклонилась вперед, и пружины снова заскрипели. Теперь я могла рассмотреть даже маленькие катышки пудры на ее щеках.
— Что с тобой? Ты в порядке?
Я кивнула, а затем чуть не свалилась с кресла, когда Карла вдруг сунула мне под нос свой кулак.
— Вот понюхай! Эти духи называются «Синий вечер». Вот флакон от них, посмотри. — Она упруго вскочила, подбежала к комоду, заваленному открытками и фотографиями, и взяла с него граненый флакон синего стекла с блестящей металлической пробкой. — Я где-то читала, что сейчас придумали новый самый модный способ душиться. Нужно распылить духи в воздухе, а затем пройти сквозь это облако. Давай, протяни руку, попробуй!
