— Может, в этом году, — говорю я, через силу улыбаясь. — Придется хорошенько их поупрашивать, но, кто знает, предки могут меня и отпустить.
В нашей семье тетя Камила — самая крутая. Ну, помимо меня. Всякий раз, когда она к нам приходит, я начинаю стесняться, как будто она — знаменитость, с которой мне наконец выпал шанс повстречаться. Она убирает за ухо прядь волос и притягивает меня к себе.
Как по команде, в дверях появляются Дейв и отец. Когда смотришь на них вот так, стоящих друг рядом с другом, они похожи на фотографии «до и после». Дейв — вылитая копия отца. Те же большие темные глаза и даже без очков тот же заумный вид. Разница лишь в том, что на лице у моего сводного брата пробивается щетина. Я не помню, как выглядит его мать — кажется, я встречалась с ней один раз, когда-то давно, — но, наверное, для нее очень странно — все время видеть перед собой образ отца.
Блин, в наших семейных отношениях сам черт запутается.
— Привет. — Я обнимаю Дейва за шею. Бабушка с дедушкой всегда бурчат, когда замечают, что мы не проводим время вместе, поэтому обычно я стараюсь много общаться с ним в начале. — Как дела?
— Хорошо, — бормочет Дейв, едва меня касаясь. — Как школа?
— Ничего так. Как универ?
— Мне нравится. — Он поглядывает на отца. — Много интеллектуалов.
Это не только мой отец, это наш отец, что всегда сбивает меня с толку. Бо́льшую часть времени мне не нужно его ни с кем делить, кроме нескольких раз в году — на летних каникулах и по праздникам.
— Вы двое прекращайте болтать и идите накрывать на стол, — кричит дедушка уже из столовой. — Я в Калифорнию не для того притащился, чтобы взять и пропустить праздничный ужин с внуками.
— А как же мой мюзикл, дедуля? — Я чмокаю его в щеку, пока расставляю тарелки. — Даже если ты не увидишь мост «Золотые ворота» и все остальное, ты просто обязан сходить на мою постановку. Ты не пожалеешь.
— Обожаю эту скромность, — замечает тетя Камила, усаживаясь за стол. — Твоя лучшая черта.
— Не зави-и-и-идуй!
Дейв бессмысленно озирается по сторонам. Я не сразу вспоминаю, что он не знает, где что находится. Я оставляю тарелки на столе и жестом прошу его их разложить. Лучше сама схожу на кухню за приборами, а то еще потеряется.
На кухне бабуля тараторит с отцом по-испански, тыкая пальцем в его тамале. Папа выставляет на стол все остальное: индейку с начинкой из чоризо, запеченный батат, тушеную капусту, макароны с сыром, рис и бобы. На решетках остывают пироги с пеканом и яблоками. Я наблюдаю, как папа открывает холодильник и достает накрытую фольгой форму. Мой любимый флан! Отец его готовит только по особым случаям. У меня текут слюнки.
— Отцовский-то флан, поди, с моим не сравнится, а, ми амор? — Бабуля притягивает меня к себе. Я вжимаюсь в ее теплые объятия, как будто мне снова пять лет. — Но мы его все равно любим, так ведь?
— Вот спасибо. — Отец закатывает глаза. — Умеешь поддержать.
— Мы скоро, — говорит папа, снимая прихватки. — Еще минуточку.
Перевожу: пожалуйста, идите отсюда. Похоже, бабуля все поняла — она тянет меня обратно в столовую.
— Ты вилки с ножами взяла? — спрашивает Дейв, стоя у стола. Все остальные уже сидят.
Я смотрю на свои пустые руки, неловко пожимаю плечами и снова иду на кухню. В коридоре слышны громкие голоса. Я замедляю шаги. Само собой, мои родители ссорятся, как и все нормальные люди, только обычно они делают это тихо. Но не сегодня. Сейчас они ругаются, ругаются громко и даже не подшучивают друг над другом. Что случилось?
— Это как бы не новость. — Я слышу голос папы. Что-то бренчит и звякает. — Хавьер, ты еще до свадьбы знал, что они не поймут и не примут. Ничего не изменится только из-за того, что наша дочь подросла.
— Я просто надеялся, — резко говорит отец. Давно я не слышала у него такого тона. — Не думал, что ты перестанешь пытаться выйти с ними на связь. Ты же знаешь, как важна семья. У Симоны есть мои родственники, но я не хочу, чтобы она видела только не похожих на себя людей.
— Она и не видит, ты же знаешь, — возражает папа. — У нее есть я, подруги, тот парень. Мы же не в глухомани ее растим. К тому же я не хочу, чтобы ее общение с чернокожими сводилось к моей семье. С них не нужно брать пример.
Я догадываюсь, о чем они говорят. Со стороны папы у меня есть дядя Омар и бабушка с дедушкой, но их я не видела с раннего детства. Помню только, как сидела в углу, пока другие дети бегали босиком по свежей траве. Когда они сжалились и позвали меня играть, взрослые их тут же от меня увели.
Вот по этому я не скучаю, но мне бы хотелось, чтобы папа общался со своей семьей, как отец. Да у отца, блин, здесь даже сын от первого брака. Каким-то образом он сохранил все связи, а вот папа взял и сжег мосты.
— Тук-тук, — говорю я, просовывая в дверь голову. — А не пора ли нам за стол?
— Сейчас. — Отец бледнеет и поворачивается к папе. — Пол, пора нести угощение.
Папа молча разворачивается к индейке.
***
Родители всегда немного странно ведут себя при Дейве, что, конечно, понятно, но мне все равно неловко. Мы передаем блюда и начинаем ужин в полной тишине. Бабуля, которая в принципе не может молчать, пускается что-то рассказывать.
— Молодежь нынче пошла, только и делают, что стоят под окнами да шумят, — говорит она, качая головой. — Я тут недавно видела мальчишек с вертушками, на самокатах катались.
— Бабуля, с чем?
Я не могу с ней говорить по-испански, но понять ее английский почти так же непросто.
— Ну, ты знаешь. Такие камеры, которые все время вертятся. — Она машет рукой в мою сторону. — Все без шлемов. Я так и думала, что кто-нибудь разобьется насмерть перед домом, а мне потом их мозги соскребать.
— Приятного аппетита, — бурчит себе под нос Дейв.
Дедушка морщится, как будто он его услышал, но я не уверена. Он пытается нас убедить, что слух у него уже не тот, но мне кажется, что он по-прежнему все прекрасно слышит. Он замечает мой взгляд и подмигивает.
Молчание успешно нарушено, и мы все начинаем разговаривать. Дедуля шутит, папа смеется, а отец смотрит на него с необычайной нежностью. Мой живот немного расслабляется.
— Если у тебя есть парень, купи ему цветы, — шепчет мне на ухо Дейв. У меня изо рта торчит индюшачья ножка. Я поднимаю глаза, но никто не обращает на него внимания.
— Я вам говорю, в Лондоне хуже, чем здесь, — убеждает тетя Камила, а дедушка в ответ качает головой. — Там такой смог, со здешним туманом не сравнить, и никогда нет солнца. Вы бы видели, какую квартиру для меня сняли. Без слез не взглянешь.
— Не будь снобом, Камил, — поддразнивает отец. — Не все могут так запросто кататься по миру.
