— Майлз?
Он не поворачивается.
— Эй, — снова окликаю я, немного громче, — Майлз!
— М? — Его глаза прикованы к экрану. — Что?
Серьезно? Хью Джекман, конечно, прекрасен и все такое, но вокал здесь просто печаль по сравнению с любым нормальным мюзиклом в театре. Вот что выходит, когда только у троих актеров из всего состава есть опыт на сцене. И при этом Майлзу так нравится… Вот нуб.
Ладно. Я наклоняюсь и целую его в щеку.
Он удивленно вскидывает брови.
— Ты чего?
— Ничего, — говорю я. — Ну… за это вот все. Мне очень приятно. Я… Ты…
Больше, чем я ожидала. Лучше, чем я ожидала. Такой хороший.
— Ты просто отличный, — наконец выдаю я. — Спасибо.
— Да не за что, — говорит он. — Я рад, что тебе нравится.
Он берет мою руку, переворачивает ладонью вниз, и наша темная кожа сливается воедино.
24
— Я просто не понимаю, зачем твои родители-геи отправили тебя в католическую школу-пансион. В голове не укладывается.
— Бри! — укоряет Джули, останавливаясь перед нами. — У нас тут никто никого не осуждает, забыла?
— А кто говорит, что я ее осуждаю? — Бри лениво пожимает плечами. — Я просто сказала вслух то, о чем мы все думаем.
Я, запрокинув голову, прыскаю со смеху. Джули разделила нас на небольшие группы, чтобы мы обсудили статью, которую она распечатала. Но всем явно не до этого. Сегодня в группе живее, чем обычно, скорее всего потому, что Джули принесла огроменный мешок сладостей из «Таргета». Все же есть что-то такое в конфетах, что раскрепощает народ.
— Да все нормально. — Я засовываю руку в мешок, когда снова подходит моя очередь. Каким-то образом в нашем разговоре о друзьях и школе все внимание свелось ко мне. — Я знаю, что это довольно странно звучит. Просто мой отец — католик, и он хотел «разделить со мной этот опыт» и все такое.
Джули вздыхает и, качая головой, двигается к следующей группе.
— И ты что, не боялась туда ходить? — спрашивает Джек, прилежно держа распечатку двумя руками. — Звучит напряжно.
Бри складывает свою статью в какого-то кошмарного краба, с торчащими из головы ногами. Ральф сегодня не пришел… и слава богу.
— Ну, родители мои там не появлялись, потому что школа была типа в двух часах езды от дома, — говорю я, раскладывая конфеты по цвету. Оранжевые «Старберст» — поверх статьи, а остальные, вкусные, на коленях. — Да и пошла я туда еще маленькая, мне было лет одиннадцать или двенадцать. Я думала, что все будет как в «Зоуи 101»
[7].
— Я сто лет этот сериал не смотрел, — качает головой Джек. Каким-то образом ему удается делать вид, что его интересует все вокруг. — И что, так и было?
— Э-э, нет. — Я разворачиваю конфету и засовываю ее в рот. — Школа была только для девочек, с молитвенным часом и все такое. Никаких зон отдыха и крутых мотоциклов.
— Как ты вообще там училась? — Бри откладывает краба в сторону и хватает оранжевый «Старберст». Бедная заблудшая душа. — Мои родители все время пытаются затащить меня на службу, но в основном в качестве наказания. Как в тот раз, когда я почти угнала папину машину.
— Что-о-о? — Джек вскидывает брови и округляет глаза. Бри лишь снова пожимает плечами, но я вижу, как уголки ее губ ползут вверх. Пугать парней историями о краже — отличный способ пофлиртовать, отрицать не стану.
— Это как бы не было наказанием, — с конфетой за щекой выговариваю я. — Не знаю. Они у меня спросили, хочу ли я туда ходить. Отец сказал, что ему это очень важно, и я согласилась. Они же меня не заставляли.
— Ну хорошо. — Бри закатывает глаза. — И ты хочешь сказать, что все было нормально? Что ты типа отучилась там все средние классы, и никто не узнал о твоих родителях?
Я закусываю губу. В школе Матери Божией Лурдской о моих родителях не узнали, зато узнали о ВИЧ. И еще неизвестно, что хуже. Не зная, как лучше ответить, я просто начинаю разворачивать следующую конфету.
— И даже не только средние классы. — Вместо Бри я решаю смотреть на Джека. У него открытое и доброе лицо. Бри не злая, до Ральфа ей далеко, конечно, но и сочувствия от нее вряд ли дождешься. — На самом деле я только в прошлом году сменила школу. Теперь я хожу в другую.
— А, — говорит Джек.
Одновременно с ним Бри спрашивает:
— Почему?
Они встречаются взглядами. Не могу понять, то ли это такой романтический момент, то ли молчаливая перепалка. А может, и то и другое.
— Ну, я… — Я затихаю. Потому что, ну правда, что тут скажешь?
Конечно, я могла бы соврать, и они бы скорее всего поверили. Но просто я так устала от всех этих секретов. Устала в одиночку выбираться из полнейшей задницы.
— У вас когда-нибудь были проблемы в школе? — Я прочищаю горло. Вообще-то я не собиралась так близко подходить к теме, с которой начала сегодня Джули. Но, похоже, подошла. — Когда кто-то узнал, что у вас ВИЧ, или типа того?
На лице Бри появляется выражение жалости. Такого я еще не видела.
— Пипец, — говорит Джек. — Мне очень жаль.
Джек выругался. Такого я еще не слышала.
— Это просто… — Мое горло сжимается, и я хрипло выдавливаю: — Полный отстой.
Бри придвигает стул так близко, что мы касаемся плечами. Джек встает и возвращается с мешком конфет. Теперь я еле сдерживаю слезы. Как можно быть такими хорошими?
— Обо мне никто и никогда не узнавал, — говорит Бри, пока я хватаю мини-«Сникерс». — Но я могу себе представить, как это стремно. Тут на биологии нас учитель целый урок парил про то, как ВИЧ опустошает Африку и как он опасен для жизни. И, знаешь, ни слова о таблетках, с которыми можно выжить, или о том, как врачи могут предотвратить распространение вируса.
Я киваю, но мне больше не хочется говорить. Может быть, потому что я не люблю копаться в том, что случилось в школе Матери Божией Лурдской или происходит сейчас. Довольно того, что я окружена людьми, которые действительно понимают.
— Меня это так бесит, — качает головой Джек. — Всегда стараюсь поправлять учителей, когда они несут что-то не то. Только почему мы-то должны этим заниматься? Если они не собираются полностью освещать проблему, то не надо тогда вообще рассказывать про ВИЧ.
— Подожди, а представь, если бы с этим учителем поговорила доктор Хан, — выпаливает Бри. — Божечки, вот бы она надрала ему зад! Своими двенадцатью дипломами.
Я покатываюсь со смеху и чуть не давлюсь шоколадкой.
— Эй! — произносит Джек между смешками. — Не говори так при Симоне. Она же католичка. Это невежливо.
