Мы заходим в кабинет, и я усаживаюсь на кушетку, болтая ногами, будто мне снова пять лет. На стенах вокруг — наклейки с супергероями и куклами Барби. Наверное, я уже взрослая для детского отделения, но мне пофиг. Я хочу ходить только сюда.
— Ну ладно, ты знаешь, что делать, — произносит тетя Джеки. Пока папа с отцом устраиваются поудобнее, она затягивает у меня на плече синий резиновый жгут. — В университете не так уж плохо, малыш. Я жалею, что не пошла учиться раньше.
— Ты это уже говорила. — Я наблюдаю, как она втыкает иглу мне в руку. Она приготовила кучу пробирок и сейчас подставляет их одну за другой. — Но это не значит, что мне от этого сильнее захочется в универ. И не значит, что родители должны так радоваться моему отъезду.
— Раз так, как только ты съедешь, мы закатим вечеринку, — заявляет отец, поправляя очки. Он держит папу за руку. Боже, какие они милашки. — А потом сменим замки.
— Не знаю, как ты можешь на это смотреть, — говорит папа. Я перевожу глаза с иглы и пробирок на него. Потупившись, он изучает свои ботинки.
— Почему? — спрашиваю я. — Из-за крови? Боишься, что я ее выпью или чего?
Тетя Джеки хихикает:
— Не груби отцу.
— Ну, на это не обязательно смотреть. — Папа потирает лицо рукой. — Просто кровь…
— У тебя тоже есть кровь. — Отец пихает его в плечо. — Сам себя боишься?
— Нет, с вами просто невозможно! — ворчит папа. — Симона, смотри, ты еще не взрослая, могу и отшлепать.
Я закатываю глаза. Он этим пугает с тех пор, как мне исполнилось лет пять, но еще ни разу меня не шлепал. По-моему, ему самому просто так говорили в детстве родители.
— Совсем скоро будет взрослой, — заявляет тетя Джеки. Она осторожно вытаскивает иглу из моей вены, прижимает марлевую салфетку и заклеивает пластырем. — Как новая школа? Мне там никому не нужно надрать зад?
— Ты уже в прошлый раз спрашивала, — напоминаю я, разворачивая подвернутые рукава обратно. — Ничего нового. Э-э, много детей из богатых семей. Не знаю. Школа как школа, тетя Джеки.
— Мне кажется, ей там очень нравится. — Отец поглядывает на меня с многозначительной улыбкой. — Она режиссер школьной постановки, и все учителя ее хвалят.
— Я ничего другого и не ожидала, — говорит тетя Джеки, широко улыбаясь. — Увидимся на премьере, договорились? Жду билетик.
Я слегка улыбаюсь. Я хочу рассказать ей про Майлза — как он посмотрел «Суини Тодда», только потому что я так много о нем говорила, как он не сводит с меня взгляда, как я порхаю, словно бабочка, после его поцелуев.
Может быть, тетя Джеки поймет, каково это, когда одновременно хочется открыть свой статус и напрочь забыть о ВИЧ.
Тетя Джеки одной из первых узнала о том, что случилось в моей прошлой школе. Она все повторяла то, что я уже слышала от нее не раз: «Тебе нечего стыдиться, но все равно держи это в тайне». Не уверена, что я могу жить так дальше.
Доктор Хан заходит, как раз когда тетя Джеки покидает кабинет. Дверь остается открытой всего несколько секунд, но до меня доносится плач ребенка.
У доктора Хан каждый раз новый хиджаб. Уверена, она их меняет для детишек, но я все равно думаю, что они крутые. Сегодня на ней красный платок с орнаментом в виде бегущих слонов. Похожий орнамент и на ее сережках, только вместо слонов там — жирафы.
— Кто это тут у нас! — Ее лицо озаряется улыбкой. Под мышкой она держит блокнот. — Как дела, Симона? Что новенького?
Она садится на медицинский стул на колесиках, на котором я гоняла по больнице, когда мне было десять лет и я болела пневмонией. Было очень весело, пока папа меня не нашел и не устроил нагоняй.
— Да так, школа. — Я пожимаю плечами. — Стараюсь выжить, когда я там, а когда не там — ничего не делаю.
— Неправда. Что-то же ты делаешь, — поправляет папа.
— Ну, я не помогаю больным СПИДом сиротам в Индии или что-нибудь еще такое крутое. — Я бросаю на доктора взгляд.
Она слегка кривит рот.
— Совсем не обязательно быть добровольцем Корпуса мира, — замечает она, постукивая ручкой по блокноту. — Есть много других способов делать что-то значимое.
Я снова пожимаю плечами.
— Ты принимаешь лекарства?
— Конечно, — отчетливо выговариваю я. — Иначе у меня будут проблемы.
Возможно, она вспоминает, как я тогда забила на лекарства. Судя по выражению лица папы, он точно об этом думает. В свою защиту скажу, что я перестала принимать их потому, что у сиропа был просто отвратительный вкус, а глотать таблетки я тогда еще не могла. Врачи сказали, что я получала только половину необходимой дозы, когда слегла с воспалением легких. Вот же маленькая бунтарка.
— Так, количество CD4-лимфоцитов — почти тысяча клеток на кубический миллиметр крови, — говорит она, поглядывая на родителей. — Как мы помним, уровень CD4 — это показатель состояния иммунной системы.
— Отлично же! — выпаливаю я, сама того не ожидая.
— Очень хорошо, — говорит доктор Хан. — Абсолютно нормальные показатели, прямо как у неинфицированных ВИЧ, так что я очень рада. И уровень твоей вирусной нагрузки неопределим.
Он впервые неопределим на нынешней комбинации препаратов. Папа хлопает в ладоши, будто я забила гол. Доктор Хан улыбается.
— Но все равно важно продолжать принимать лекарства. Иначе количество CD4-клеток сразу упадет.
— Да знаю я.
— Теперь тебе все кажется простым, но я теряла пациентов из-за того, что они прекращали принимать лекарства, — говорит доктор Хан, приковывая меня к месту взглядом. — Прекращали по многим причинам — отрицание, депрессия, иногда просто из протеста. Если ты в состоянии с этим справиться, то сможешь прожить до старости. И твоя жизнь не будет сильно отличаться от жизни кого-нибудь с хроническим заболеванием, скажем, с астмой или диабетом.
А вот это мне даже нравится. Люблю, когда напоминают, что я не так уж отличаюсь от других. Все говорят о ВИЧ, как будто это какая-то чума, однако я почти уверена, что эпидемия кори в Диснейленде была гораздо хуже
[4], чем весь мой опыт с ВИЧ.
Но теперь вирус неопределим. Значит, я просто должна спросить — даже если от этого будет супернеловко. Я ерзаю на кушетке, стараясь устроиться поудобнее.
— То есть, — нервно сглатываю я, — э-э, если у меня неопределимый уровень вирусной нагрузки, значит чисто гипотетически я могу заниматься сексом, не передавая ВИЧ. Правильно?
Я чувствую, как родители взглядом прожигают дыру у меня в затылке, и прикусываю губу.
