– То есть вы думаете, что, не застав профессора дома, я ему не позвонил? – саркастически спросил у Дины Бекетов.
– Я ничего не думаю, но допускаю, что на ваш звонок Бондаренко мог и не ответить, а на вызов Егора возьмет трубку.
Однако ее надеждам не суждено было сбыться.
– Второй вопрос, у вас есть ключи от квартиры вашего научного руководителя?
Лицо аспиранта выражало неподдельное изумление.
– Что-о-о? Ключи? Конечно, нет. Профессор всегда был очень осторожным человеком и довольно закрытым. Разумеется, он не давал мне ключей.
– Послушайте, Егор, – ласково сказала Дина. – Бондаренко – человек пожилой и одинокий. В любой момент с ним могло что-то случиться, к примеру, он в больницу попал. Не может же так быть, чтобы ни у кого, кроме домработницы, не было запасных ключей от его дома. Подумайте, кто мог быть этим человеком?
– Домработница? – взгляд молодого человека выражал растерянность. – Я даже про это и не думал никогда. Хотя нет, конечно, запасной комплект ключей был у кого-то из соседей.
– Соседей? У кого именно?
– Да не знаю я. Наверное, в квартире рядом, – Подольский кивнул на соседнюю металлическую дверь. – Или вон, напротив. Это же логично.
– Ладно, это мы выясним. Ну а пока давайте я все-таки попробую сам открыть дверь.
– Зачем? Что вы делаете? – Молодой человек попятился, словно следователь совершал святотатство.
– Пытаюсь открыть дверь. Ваш научный руководитель с утра не отвечает на звонки, не открывает дверь и пропустил уже две назначенные им самим встречи. Думаю, что у этого есть объяснение, которое вряд ли вам понравится.
Владимир Николаевич шуровал отмычками, что-то скрипело и чуть повизгивало в его руках. Он налег на дверь посильнее, она вздрогнула, раздался отвратительный лязг, и дверь поехала в сторону, открывая взглядам собравшихся на лестничной площадке черноту уходящего в глубь квартиры коридора. Дина почувствовала, что ее пробирает озноб.
– Ефимий Александрович, – позвала Дина тихонько. – Это я, Дина, ваша соседка сверху. Я к вам несколько дней назад приходила.
Аспирант Егор решительно отодвинул ее и пошел по коридору, направляясь в кабинет.
– Ефимий Александрович, это я, Егор. Я пришел, как мы и договаривались.
Молчание было им ответом.
– Так, всем стоять, – гаркнул вдруг следователь. Дина попятилась, наткнулась спиной на все еще открытую дверь, чуть не упала. Подольский застыл посредине коридора, словно каменное изваяние, лишенное способности двигаться чьей-то недоброй волей. – Я сам все осмотрю, а то от ваших следов потом никуда не деться будет.
Он заглянул на кухню, покачав головой, что, видимо, означало, что там никого нет. Затем прошел по коридору, обогнув каменного истукана Егора, заглянул в гостиную, снова оказался в коридоре, скрылся в дверях комнаты, в которой, как помнила Дина, был кабинет, длинно присвистнул оттуда.
Услышав этот свист, Дина отмерла и полетела по коридору, не чувствуя под собой ног. Оживший Егор сопел у нее за спиной. У входа в кабинет она затормозила, врезавшись в скалу, в утес, в каменного исполина – во Владимира Николаевича Бекетова, нырнула у него под рукой, вытянула голову, чтобы лучше видеть, и вскрикнула жалобно, как подбитая метко пущенным камнем чайка.
В своем удобном, потертом кресле за письменным столом, заваленным книгами и бумагами, запрокинув голову назад, сидел профессор Бондаренко. Глаза его были широко открыты. Не мигая, он смотрел в потолок, на котором, Дина проверила, не было ровным счетом ничего интересного.
– Ефимий Александрович, – сиплым шепотом позвала Дина и замолчала, медленно осознавая, что ее сегодняшние опасения воплотились наяву. Профессор Бондаренко был мертв.
* * *
Уже в третий раз за ту чертову неделю, которую Дина проводила в Москве, она сквозь плотный туман, забивавший глаза, уши и легкие, наблюдала за тем, что в детективах называлось оперативными действиями. По словам суровой женщины-эксперта, которую до этого Дина не видела, выходило, что следов насилия на теле Ефимия Александровича обнаружено не было, как и следов борьбы вокруг.
– Скорее всего, сердечный приступ, – констатировала эксперт, – правда, на локтевом сгибе виден свежий след от укола, так что подробнее я после вскрытия скажу, разумеется.
– Ему Лена делала укол, – встрепенулась Дина, ненадолго вынырнув из охватившей ее обморочной одури. – Сегодня утром. Как раз в то время, когда к Ефимию Александровичу кто-то пришел. Она ему курс какого-то препарата колола, то ли для сердца, то ли для сосудов. Лена – это моя соседка. Она медсестра, и Ефимий Александрович всегда к ней обращался за медицинской помощью.
– Вот то-то и оно, что всегда, – непонятно пробормотал следователь, – но это мы проясним, конечно. Надо с этой вашей Леной еще раз серьезно поговорить, снять показания.
– Она не видела преступника, только слышала, – уныло сказала Дина. – И вы с ней аккуратнее, пожалуйста, она беременная, ребенка ждет.
– Дина Михайловна, скорее всего, не было никакого преступника. Расстроился старик, испугался, вот сердце и не выдержало.
– Но кто-то же его пугал, – рассердилась Дина. – Это был совершенно замечательный старик. Мне посчастливилось всего один раз с ним разговаривать, но этого хватило, чтобы понять, что он такой же, как мой дед. И как Борин дед. Это такое поколение уникальных замечательных стариков, какими мы никогда не будем. Вот последние из них уйдут, и все. Понимаете?
И она горько расплакалась. Слезы стекали по лицу, но Дина стеснялась их вытирать, а потому ловила губами, понимая, что со стороны напоминает обезьянку из анекдота. И думала, что над ней будут смеяться, и четко осознавала, что ей все равно. А потом поняла, что никто и не думает смеяться, наоборот, следователь смотрит сочувственно и даже протягивает ей носовой платок. Ну надо же, а она была уверена, что сейчас никто не носит носовых платков. Немодно это, да и незачем, когда повсюду продаются бумажные одноразовые салфетки.
А у Владимира Николаевича был именно классический носовой платок, большой, в клеточку, очень мягкий и пахнущий утюгом и немного одеколоном. Интересно, что до этого она не ощущала никакого аромата одеколона, а тут на тебе, пожалуйста. Она трубно высморкалась, вытерла мокрое лицо, спрятала платок в карман.
– Я потом постираю и вам верну.
– Можете не возвращать, – буркнул он, – не большая ценность.
– Владимир Николаевич, тут странное есть, – в комнату зашел молодой оперативник, обратился к следователю и умолк, косясь на Дину.
– Можете говорить, – махнул рукой тот, и Дина благодарно ему улыбнулась.
– Гражданка, – парень снова покосился на Дину, – гражданка Резникова сказала, что утром соседка делала потерпевшему укол. Но если после ее ухода он никуда не выходил, значит, где-то должны быть ампулы какие-то, шприцы, я не знаю, что там обычно бывает. А мы мусорное ведро проверили, там ничего нет. Получается, ампулы кто-то с собой забрал. А если укол безвредный, то зачем это делать?
