Генри натянул поводья, останавливая лошадь, чтобы сесть позади Белоснежки.
– Но я не сомневаюсь, что ты однажды станешь превосходной правительницей, – сказал юноша, словно прочитав мысли принцессы. Передав ей поводья, он начал забираться на скакуна, для чего ему пришлось расположить руки близко к девушке.
– Прошу прощения, – сказал он, задев её руку.
– Ничего страшного, – успокоила его Белоснежка, но она ещё никогда не находилась настолько близко к какому-либо молодому человеку, особенно к такому, который хотя бы близко мог сравниться с Генри по привлекательности. С лиц дворцовых стражников, даже тех из них, которые были молоды, никогда не сходило угрюмое выражение, в то время как Генри – независимо от того, был ли он взволнован, болен или просто проявлял вежливость, – казалось, всегда улыбался.
Поначалу они опять ехали молча, но затем Белоснежка стала напевать знакомую мелодию, чтобы время пролетело быстрее. Генри присоединился к ней, и вот уже они пели песню вместе. Даже птицы в лесу слетелись на ветки деревьев, чтобы их послушать.
С наступлением сумерек они добрались до озера, разделявшего их королевства. На противоположном берегу Белоснежка увидела маленький домик, из трубы которого шёл дым. Когда они обогнули озеро, девушка заметила, что жилище выглядело очень скромно: казалось, будто оно было построено наспех, а ставни были плотно закрыты, словно хозяин дома готовился к буре. Но, когда лошадь остановилась, дверь домика распахнулась, и к ним навстречу, шаркая и опираясь на трость, вышел пожилой мужчина.
Белоснежка ахнула.
В голове принцессы закружился беспорядочный поток мыслей и воспоминаний. Неужели это её отец? Волосы короля поседели и были теперь гораздо длиннее, чем прежде, но на его левой щеке она заметила знакомую чёрную родинку. Девушка плотнее прижалась к конской гриве, боясь, что потеряет сознание, увидев его. Ей отчаянно хотелось подойти ближе.
– Генрих? – Мужчина смотрел на лошадь, одной рукой схватившись за дверную раму, а другой – за палку. Он прищурил глаза. – Это ты?
– Да, сэр, я её нашёл! – Остановив лошадь, Генри спрыгнул, затем предложил руку Белоснежке, чтобы помочь ей спуститься.
Девушка стояла в тени Генри, пока он пожимал руку мужчины, голос которого она не узнала: он звучал глухо и по-старчески дребезжа. Если это действительно был её отец, его голос сильно изменился, но разве она могла помнить, как он звучал, когда не слышала его уже больше десяти лет?
– Позволь мне взглянуть на мою дочь, – сказал старик, и Генри пропустил его вперёд.
Белоснежка и Георг стояли теперь лицом к лицу. Никто из них не решался сделать первый шаг, вместо этого каждый изучал черты другого так внимательно, словно смотрелся в зеркало.
Принцесса разглядывала мужчину, у которого была седая борода и волосы. На голове у него не было короны. Он не держал в руке скипетр, а тело его не было облачено в великолепные одежды. На нём были простые ботинки и крестьянское платье, руки его были грязными, а пальцы не украшали перстни, которые, как она помнила, он носил в прошлой жизни. Но когда Белоснежка посмотрела на обветренное лицо мужчины, у неё ёкнуло сердце: возможно, глаза, прежде бывшие голубыми, с годами выцвели, но не узнать их она не могла:
– Отец? – хрипло произнесла она.
Он зарыдал, и крупные слёзы катились по его щекам:
– Белоснежка, моя Белоснежка. Это действительно ты! – Он обхватил её лицо своими мозолистыми ладонями.
Она тотчас сделала то же, прикасаясь к его лицу, к его бороде:
– Это ты! Ты жив! Ты действительно здесь! – Счастье было так велико, что его почти невозможно было вынести.
– Да, я здесь, снежинка моя. Здесь! – ответил он.
Отец и дочь бросились друг к другу в объятия, то смеясь, то плача. Они вцепились друг в друга, словно два странника, потерпевшие кораблекрушение, которые потерялись в море, но затем были спасены. Белоснежка не знала, как долго они простояли так, прежде чем Генри уговорил их зайти внутрь. Принцесса понимала, что ей следовало бы опасаться того, что за ними следит королева, но сейчас, когда отец, наконец, снова был рядом с ней, ей было сложно думать об опасности. Внутри домика, скудно обставленного деревянной мебелью (каждый элемент которой, как с гордостью заявил отец, он смастерил сам), у очага, Белоснежка чувствовала, что могла бы остаться под этой крышей навеки, разговаривая с отцом, которого, как была ранее уверена девушка, она навсегда потеряла.
– Мне так жаль, снежинка, так жаль, – всё повторял он, чередуя извинения с предложениями дочери пищи, питья и места для сна. Но Белоснежка была слишком взбудоражена, чтобы ложиться спать. Когда Генри вышел позаботиться о лошади, девушка присела рядом с отцом, чтобы расспросить его обо всём, что только приходило ей в голову, и даже больше. Но он её опередил.
– Я тебя не бросал, – произнёс Георг в ту минуту, когда их глаза встретились. – Я хочу, чтобы ты это знала. Я бы никогда не покинул своего ребёнка по собственной воле! Более того, на протяжении десяти лет я не оставлял попыток вернуться к тебе, страдая от мысли, что ты вынуждена жить с этой женщиной. – Лицо мужчины исказилось в гневе. – Я был глупцом, когда решил, что она способна стать твоей мачехой, занять место моей Кэтрин, хотя теперь, спустя все эти годы, я знаю, что дело вовсе не в том, что я был глуп. – Теперь старик держал руки Белоснежки уже не так крепко, а на его лице снова появилось выражение смирения. Он выглядел сломленным. – Ингрид наложила на меня чары, подобные тем, что десятилетие держали меня в заточении.
– Какие именно чары? – Каким же облегчением было для Белоснежки слышать подтверждение этому от отца. Она никогда, даже в детстве не понимала, как он мог влюбиться в такую злую женщину, как тётя Ингрид. Между ней и её матерью было столь же мало общего, как между мамой и случайным человеком с улицы.
– Любовные чары, – ответил отец, испытывая стыд. – Только так она могла заставить меня жениться на ней. Мы с твоей тётей никогда не могли найти общий язык. Она продолжала жить в замке только благодаря сестринской любви твоей матери. Но чем дольше я знал Ингрид, тем сильнее я понимал, какая она есть на самом деле – жадная до власти и завистливая. Одержимая желанием контролировать вокруг себя всех, включая твою мать. Я пытался поговорить с Кэтрин об этом, но она была убеждена в том, что её сестра просто сильная личность и требуется время, чтобы она смогла проявить свои лучшие стороны. Твоей маме было важно, чтобы Ингрид жила в замке и была её первой фрейлиной. Но когда она наконец увидела истинную сущность Ингрид, было уже слишком поздно. – Георг опустил глаза. – Вскоре после этого она слегла.
Белоснежка встретилась взглядом с Генри, который только что зашёл с улицы, но они оба промолчали. Ей было нужно узнать историю отца целиком, прежде чем она окончательно разобьёт ему сердце:
– Если Ингрид наложила на тебя любовные чары, как ты оказался здесь?
Отпустив руки девушки, Георг жестом окинул комнату, в которой они сидели:
