— Подождите, Арсений, посидите со мной еще минуту! — попросила Мария. — Как жаль расставаться!
— Мне тоже, но мы обязательно скоро увидимся. И с отцом Сергием я вас познакомлю. Он удивительный человек! Знаете, мы с ним даже иконы пишем для нашего храма…
— Покажете?
— Конечно, покажу!
— А картины вы тоже пишете? — спросила Мария. — Или теперь только иконы?
— Ну, отчего же — пишу, — ответил Арсений. — Как без этого жить? И ваш портрет обязательно напишу. Ну, все, поезжайте! Не огорчайте сестру! И сами не грустите!
Арсений вдруг осторожно обнял Марию, посмотрел ей в лицо и нежно и ласково поцеловал. Это был удивительный поцелуй, легкий, прекрасный, словно ангел коснулся ее губ. Мария едва удержалась, чтобы снова не расплакаться.
Он вышел из машины и направился к храму. Перейдя дорогу, обернулся, помахал Марии рукой. Она махнула в ответ, медленно тронулась с места и неторопливо двинулась в сторону еще недавно — для Марии недавно — забитой транспортом улицы. Но движение уже стихло — время пролетело незаметно, и было уже достаточно поздно. Мария взяла сигарету, собралась закурить, но вдруг передумала. Касаться сейчас губами какой-то сухой бумаги, которая могла стереть с них все еще ощущавшийся нежный, ни с чем не сравнимый, ангельский поцелуй? Нет, ей хотелось как можно дольше его сохранить…
— Ну, что у тебя стряслось? — с порога спросила Танька, пропуская Марию в прихожую. — Господи, да ты вся сияешь! Такой я тебя уже лет сто не видела!
— Ага, — сказала Мария, поглядев на себя в зеркало. — Я и сама такой себя не видела, наверное, вообще никогда в жизни.
— Расскажешь? — допытывалась Танька.
— Расскажу, — прошептала Мария. — Чуть позже, не сейчас.
— Опять — секреты? — возмутилась сестра.
— Да нет никакого секрета! Просто со мной случилось чудо. Можешь поверить?
— Глядя на тебя — могу!
— Представляешь, — растерянно начала Мария, — я сегодня встретила человека… встретила, наверное, единственного мужчину…
— Машка, так ты влюбилась!? — восторженно воскликнула Таня.
— Нет, это другое, больше… — задумчиво покачала головой Мария. — Понимаешь, он как личность ни в чем не уступает Алану и даже, наверное, превосходит его. Он лучше, чище, добрее! И я вдруг поняла, что снова могу полюбить…
— Какое счастье! — закричала Танька, бросилась на шею сестре, расцеловала ее. — Ну, пойдем, а то перепелки стынут. Ты ведь, наверное, голодная? Одними чувствами сыта не будешь!
Танька была в своем репертуаре — она уже суетилась вокруг стола.
— А где Сергей? — спросила Мария. — Разве мы его не будем ждать?
— Он приедет неизвестно когда. Ждать не будем. Перепелок много, всем хватит! — возбужденно тараторила Танька, расставляя на столе тарелки с закусками. — А ты останешься у нас ночевать. Согласна?
— Согласна, — вздохнула Мария.
— Помнишь, как в детстве мы по ночам шептались о наших любовных приключениях? Вот и сегодня пошепчемся! Согласна?
— Согласна, — повторила Мария. — С кем еще мне делиться своими радостями и горестями, как не с тобой! Слушай, а дети где? — спросила Мария, только сейчас заметив, что в доме стоит удивительная тишина.
Танька приблизилась к ней и выразительно прошептала:
— Они гостят у Сережиных родителей. Там такая дружба, что мы только удивляемся! Сережка их даже ревнует к деду с бабкой!
— Слушай, так это здорово! — обрадовалась за сестру Мария.
— Конечно, здорово, — согласилась Танька. — А вот и вино твое любимое! Французское, красное. — Танька водрузила на стол сразу две бутылки коллекционного французского вина.
— Куда столько! — воскликнула Мария. — Завтра на работу!
— Ну и что? Оно — разное! Это Шато, а это — Кот Дю Рон!
— С ума ты сошла! Это же бешеные деньги! Оставили бы на Новый год!
— Да ладно! — рассмеялась Танька. — На Новый год и так останется. И на твой день рождения — тоже. Ну, садись, поешь!
— Ага, сейчас. Только покурю…
— Ну, вот еще, потом покурим!
— Понимаешь, я так давно не курила, — смущенно сказала Мария. — Сначала в храме была, потом с ним разговаривала. Он не курит, и мне было неловко. А потом он вдруг меня поцеловал, и я боялась, что сигарета сотрет его поцелуй. Смешно, да?
— Ничего смешного не вижу, — отрубила Танька, открывая бутылку Шато роскошным фирменным штопором. — И считаю, что за это немедленно надо выпить!
Мария взяла в руки наполненный сестрой бокал, они чокнулись с хрустальным звоном. Вино оказалось великолепным, а уж перепелки — выше всяких похвал. Сестры еще наслаждались прекрасным ужином, как вдруг у Марии в сумочке зазвонил телефон.
— Алло!
— Ну, здравствуй, Маша, — вызывающе произнес в трубке незнакомый женский голос.
— Здравствуйте. А кто это? — спросила Мария.
— Это Тамара. Помнишь меня?
— Тамара? — удивленно переспросила Мария.
— Да, та самая Тамара. Надеюсь, вспомнила?
У Марии в сознании тут же пронеслась последняя встреча с Аланом, и звонок в приемной, и заискивающий голос секретарши. Значит, Тамара действительно оказалась именно та. Но что ей надо?
— Рада тебя слышать, — вежливо произнесла Мария. — И чем же я обязана твоему звонку?
— Еще не поняла? Так слушай. Оставь свои игры с «Манхэттеном»! Не твое это дело! — угрожающе сказала Тамара.
— Извини, но какое ты имеешь к этому отношение? — спросила Мария холодно.
— Самое прямое! — усмехнулась в трубке Тамара. — И Алана забудь! На этот раз у тебя ничего не получится! Я все равно тебе его не отдам! Поняла меня?
— Если честно — ничего не поняла, — призналась Мария.
— Не притворяйся!
— Я не притворяюсь. Просто не понимаю, почему такая агрессия? — сказала Мария с натянутой усмешкой. — Я на него покушаться и не думаю, во всяком случае, как на мужчину. А уж что делать с «Манхэттеном» — позволь мне самой решить!
— Не позволю! — жестко произнесла Тамара.
— Попробуй, — усмехнулась Мария. — А откуда ты узнала мой телефон?
— У Алана определился, когда ты ему звонила! Вот я и списала. Надеюсь, теперь все ясно?
— Не очень, — сухо ответила Мария. — Но я обдумаю то, что ты сказала.
— Только не слишком долго думай! — с откровенной злобой прошипела Тамара. И отключила связь.
Мария замерла с трубкой в руке.
— Что это за стерва тебе звонила? — с тревогой спросила Танька, видя, как изменилось лицо сестры.
— Это — Тамара, однокурсница Алана, — растерянно ответила Мария. — В последний раз я видела ее больше двадцати лет назад.