— А почему бы и нет? — азартно произнес вырвавшийся на свободу из темных глубин моей души бесноватый холерик.
И все понеслось в разверзшуюся черную дыру… Там были страсть и безумие, там был такой накал чувства, который почти невозможно выдержать. Там было прошлое и настоящее, смешавшиеся в едином миге безвременья… Но там не было надежды. И не было будущего. Потому что все изменилось, все стало другим, и мы сами стали другими. Мы были совсем чужими в этой новой, изменившейся жизни. И прижимаясь щекой к груди Алана, я понимала: это — в последний раз!
— Прости меня, Маша, — сказал Алан, уходя.
— Я давно простила тебя…
— Мы еще увидимся?
— Наверное, нет.
— Наверное, ты права, — сказал он, целуя мою руку.
И снова навсегда ушел из моей жизни…
ЧАСТЬ 2
Глава 1
УЙМИТЕСЬ, СОМНЕНИЯ СТРАСТИ…
В Москве стояла дурная, бестолковая зима. Люди одурели от затянувшейся оттепели и мрачной депрессушной темноты, а потом вдруг ударил мороз — ударил в душу ледяным кошмаром, и всем показалось, что в город пришло царство снежной королевы. Но не той, которая распродает шубы, а самой настоящей, андерсеновской — жестокой и бездушной. Но это тоже длилось недолго, и снова на смену морозу пришла кислая слякоть, разъедающая сапоги несчастных пешеходов и покрышки автомобилей едкой и грязной снежной кашей.
А в мастерской Марии Еловской было уютно и тепло, и разнообразные нежные цветы, заполнявшие помещение, как в бурно цветущем саду, создавали ощущение радости и весны. Чего здесь только не было! В кабинете Марии прекрасно себя чувствовал антуриум с красными и розовыми восковыми цветами, похожими на раскрашенные листья, по стенам игриво и своенравно вился декоративный плющ, и даже куст розы умудрялся цвести почти круглый год. В приемной бурно зеленели всевозможные пальмы, аспарагусы, папоротники, создавая ощущение тропической сельвы, в которую вторгся яркий элемент урбанизма в образе Влады. Там же раскинулась плантация самых разнообразных кактусов, с которыми Влада особенно подружилась. А в комнате у Каркуши и Дракулы вовсю цвели самые что ни на есть капризные азалии и цикламены, а также драцена, юкка и ховея поражали своей изысканной красотой и самих обитателей мастерской, и посетителей.
На самом деле комнатными растениями в офисе занимался исключительно Каркуша, который в душе был страстным садоводом, на практике — искусным специалистом. Он никому не разрешал без своего контроля даже просто поливать своих питомцев. Каркуша всю жизнь мечтал выращивать экзотические цветы, но, по иронии судьбы, работал не в оранжерее, а в бухгалтерии. Его жена, которая тоже была бухгалтером и работала в коммерческом банке, терпеть не могла любые виды сельскохозяйственной деятельности, а также всякую живность, и бедный Каркуша оставил последние надежды даже на самый маленький садовый участок. Дома держать цветы ему тоже не разрешалось, так как его супругой они, естественно, относились к одному из видов живности, и поэтому Каркуша реализовывал свою страсть в офисе, где никто его не осуждал, не критиковал, а, наоборот, все восхищались его удивительным искусством. Растения поднимали настроение, вдохновляли на творческие подвиги, быстро поглощали любую негативную энергию, если таковая возникала, и ежедневно доставляли радость всему дружному коллективу.
Надо сказать, что во всем остальном семейная жизнь Карла Константиновича складывалась просто замечательно, его жена была женщиной доброй, интеллигентной, по-своему любила мужа, заботилась о нем, как могла, и потому до развода у них, несмотря на столь сильные разногласия по поводу хобби Каркуши, дело до сих пор не дошло. В мастерской все любили не только самого Каркушу, но и его цветы, и поэтому офис стал для него вторым домом. А может быть, и первым. Во всяком случае, Карл Константинович был вполне доволен жизнью и раздвоением личности не страдал.
За прошедшие четыре месяца Родион Трубочкин успешно прошел испытательный срок, тоже вполне прижился в мастерской, хотя и не был декоративным растением. Он не замочил ни одной старушки, зато спроектировал очень красивый коттедж для владелицы парфюмерной фабрики. Эту клиентку мудрая Мария решила передать ему, так как на женщин Родион производил особо сильное впечатление, и это впечатление вполне могло сгладить любые проблемы и острые углы, возникающие при строительстве. Конечно, у молодого гения Трубочкина было много странностей: он то впадал в задумчивость и меланхолию, то вдруг затевал долгие, пространные рассуждения об искусстве, излагая свои мысли витиеватым языком и требуя ответной реакции аудитории. Но с этими безобидными, в общем-то, чудачествами все легко мирились, поскольку они явно перекрывались его творческим фанатизмом, невероятной работоспособностью и абсолютной, исступленной преданностью Марии Еловской. Кроме того, Родион не слишком часто досаждал окружающим своим присутствием и монологами об искусстве, так как с разрешения Марии мог работать дома. Зато каждый раз, когда он появлялся, в его неизменной папке были отличные эскизы, идеи и разработки новых проектов. Мария выделила Родиону, чтобы тот не расслаблялся, еще одного, совсем нового клиента — процветающего банкира, приятеля Танькиного Клинта Иствуда, и Родион уже успел что-то наваять и для него.
Сам же Клинт Иствуд еще со дня рождения своей будущей тещи прочно утвердился в семье Еловских, совершенно вытеснив из памяти родственников уныло рефлектирующий призрак Федора, и очень подружился с Георгием Малаховым, познакомившись с ним все на том же дне рождения Маргариты Николаевны за приятной беседой, домашней наливкой и дивными пирогами. Танька все это время благополучно жила со своим банкиром в любви и радости, и единственной помехой в их счастье было то, что Сергей, он же Клинт Иствуд, никак не мог стать законным членом семьи Еловских — супругом Тани и зятем Маргариты Николаевны, поскольку Федор категорически отказывался дать развод. Мария была уверена, что основная причина упорства Федора располагается в чисто материальной сфере, и от Федора пробовали откупиться, но тот вдруг встал в позу и гордо отказался от денег, заявив, что любовь не продается. Как бы там ни было на самом деле, адвокату Сергея приходилось пока довольно туго.
Что же касается Георгия Малахова и его будущего дома — тут все шло замечательно. Старый участок был приспособлен под автобазу, а новый оказался на удивление удачным и благоприятным во всех отношениях. Проект дома Мария сделала на самом высоком уровне, в строгом классическом стиле, и строительство уже шло вовсю. Мария вместе с Георгием каждую неделю, иногда по два-три раза, ездила на стройку, и оба были довольны. Правда, Марию немного удивляло, что Георгий до сих пор не проявил никаких тайных пороков, присущих практически любому заказчику, и был настолько покладист, что легко принимал все ее предложения, поощрял все ее фантазии и каждой новой идее радовался, как ребенок.
Малахову очень нравилось наблюдать за процессом строительства, но он, как и обещал с самого начала, действительно ни во что не вмешивался, полностью предоставив Марии авторский надзор. Конечно, ему нравилось наблюдать и за самой Марией, чего он особенно и не скрывал, но вел себя при этом тактично, корректно и скромно — в постель не тащил, вообще не приставал и все свое восхищение проявлял с почтительной дистанции. Между тем отношения между ним и Марией сложились самые что ни на есть дружеские, по-человечески близкие, при которых они до сих пор продолжали обращаться друг к другу на «вы».
