Я опустила глаза. Мне было стыдно, неловко и страшно. И зачем Алан пошел со мной? Сама я как-нибудь все объяснила бы, меня поругали бы и простили, а так будет только хуже!
И тут Алан подошел к маме и произнес необычайно вежливо:
— Здравствуйте, Маргарита Николаевна! Меня зовут Алан. Это я — виновник вашей бессонной ночи.
Мама поглядела на него, как партизан на фашиста, и процедила сквозь зубы:
— Я догадалась. И теперь понимаю — не одной ночи!
Но Алана, как ни странно, ее слова и взгляд ничуть не смутили, и он заговорил с подкупающей, простодушной улыбкой:
— Вы можете выгнать меня, Маргарита Николаевна, спустить с лестницы, но сначала попробуйте все же меня выслушать!
Мама поглядела ему в лицо и помолчала, наверное, с минуту, за которую я бог знает что пережила и едва не лишилась чувств. Самое ужасное было, что на меня она вообще не смотрела, ко мне не обращалась, будто меня здесь и не было. Наконец она сухо сказала:
— Что ж, говорите.
Алан тоже глядел на маму, не отводя глаз, и произнес вкрадчиво:
— Дело в том, что я хочу украсть у вас дочь, — он перевел дыхание. — Да, я собираюсь похитить вашу дочь, Маргарита Николаевна, потому что люблю ее и жить без нее не могу!
Услышав это, я чуть не свалилась на пол, а мама вдруг горько усмехнулась и спокойно ответила:
— Представьте, Алан, я и это поняла. Иначе бы, думаю, вы не пришли. Тем более — с такой сумкой.
— Хотите — казните, хотите — милуйте! — воскликнул Алан. — Но если можете, простите меня, грешного! А, главное, Машу простите — во всем виноват я!
— Действительно, адвокат, — сказала мама. — Ладно, проходите, раз пришли, но не думайте, что я сразу запрыгаю от радости и брошусь вам в объятия! А с Машей мы позже поговорим.
Мама исчезла в коридоре, мы с Аланом остались вдвоем в прихожей.
— Раздевайся, пойдем, — произнесла я обреченным голосом.
— Не бойся, все будет хорошо, — прошептал Алан и поцеловал меня.
Я страшно смутилась. Мы были у меня дома, и мама рядом. И вообще еще неизвестно, как все обернется!
Алан поставил на пол сумку, помог мне раздеться, и мы отправились в кухню. Молча и не очень ловко уселись за стол. Вид у меня, должно быть, был очень испуганный и виноватый, а Алан держался на удивление спокойно, словно ничего страшного и не произошло. Меня поражало, откуда у него такая потрясающая выдержка. Мама повернулась к нам, остановила взгляд на Алане:
— Кофе, чай?
— Если можно — кофе, — попросил Алан.
— А тебе, Маша? — спросила мама, в первый раз за все время обратившись ко мне.
— Тоже кофе, — прошептала я.
Мы молча выпили кофе, атмосфера была довольно-таки напряженная. Мама тоже выпила кофе, закурила и произнесла усталым голосом:
— Вы застигли меня врасплох. Прямо так, сразу, я ничего сказать не могу. Если у вас серьезно — потерпите, дайте прийти в себя и подумать.
— Очень серьезно, Маргарита Николаевна! — заверил Алан.
— А Маша, я так понимаю, согласна? — Мама взяла новую сигарету и закурила.
Я молча опустила глаза. Что я могла сказать? У меня же все написано на лбу, мама наверняка уже прочитала!
— Я бы не завел этот разговор без ее согласия, — ответил Алан спокойно.
Мы еще какое-то время посидели за столом, поговорили мирно о каких-то посторонних вещах, и напряжение чуть-чуть спало.
— Ну, что же, для первого знакомства — достаточно, — мама поднялась из-за стола.
Алан тоже сразу поднялся.
— Спасибо за кофе, Маргарита Николаевна.
— Не стоит.
Мы все втроем вышли в прихожую.
— Вы позволите вам позвонить? — спросил Алан.
— Да, конечно, звоните, — ответила мама. — Как видите, я Машу не запираю, и телефон от нее не прячу.
— Спасибо! — Алан улыбнулся. — А сумку можно оставить? Она вам не помешает?
Мама только рукой махнула.
— Оставляйте.
— До свидания.
Алан красивым жестом поднес ее руку к губам и поцеловал.
— Можно было и без этого обойтись, — усмехнулась мама. — С меня на работе хватает театра!
Я проводила Алана до двери. Он прошептал:
— Я позвоню.
Мы с мамой остались одни. Я с ужасом ждала обвинений, упреков, но мама только сказала тихим, усталым голосом:
— Разговаривать будем вечером, когда папа вернется. Я всю ночь не спала, только под утро задремала, даже твой звонок не сразу услышала. Пойду посплю, если получится. Тебе тоже советую поспать, а то ты неважно выглядишь.
Не дождавшись от меня ответа, мама ушла в спальню. Я тоже пошла в нашу с Танькой комнату, но спать мне не хотелось. Да и как можно было спать, не дождавшись вечернего разговора и решения родителей? Я достала из своего тайника портрет Алана, поставила перед собой и долго смотрела на него. А потом сама не заметила, как оказалась в своей кровати и, видно, провалилась в глубокий сон. Проснулась я ближе к вечеру, когда Танька вернулась из школы и, ничего не зная, с шумом ворвалась в комнату.
Вскоре вернулся с работы папа. У мамы в тот вечер спектакля не было, и мы все, вчетвером, собрались на кухне ужинать. Потом мама сказала нам с Танькой:
— Отправляйтесь к себе. Нам с папой надо поговорить.
Танька стрельнула в меня своими блюдцами, сразу сообразив, что причина разговора во мне. Мы покорно вышли и отправились в свою комнату. Танька, конечно, ждала объяснений, и я ей все рассказала. Почти все, не решилась только передать подробности проведенной с Аланом ночи. Она слушала меня, затаив дыхание, а потом спросила очень серьезно:
— У вас уже все было?
Я молча кивнула, не в силах больше что-то скрывать.
— Когда вы поженитесь? — продолжала выпытывать моя требовательная сестра.
— Не знаю, — вздохнула я. — Мы об этом еще не говорили… Да и вообще — зачем это? Штамп в паспорте — кому он нужен?
— Родителям нужен, — возразила Танька. — А я хочу, чтобы свадьба была. И чтобы у тебя было белое платье и фата. Тебе очень пойдет!
— Ладно, но это не главное. Мы любим друг друга, а все остальное не важно.
Танька пожала плечами, оставшись при своем мнении. Ей очень хотелось узнать, что говорят родители, но подслушать было невозможно — они ушли в дальнюю комнату и плотно закрыли за собой дверь. Мы томились в ожидании и снова и снова обсуждали мою будущую жизнь. Примерно через час к нам зашел отец и позвал меня. Вид у него был озабоченный, но совсем не мрачный. Танька поглядела мне вслед и осталась одна — переживать.
