Мария рассеянно улыбнулась, поглядела на Валентина и вдруг поняла, что так долго удерживало ее рядом с ним. Он был чем-то похож на Алана! Сейчас она неожиданно заметила в их чертах много общего. Конечно, и волосы, и глаза… Нет, глаза не такие, но взгляд… Да что это с ней? И взгляд совсем не такой. Другого такого взгляда нет ни у кого и не может быть! Валентин моложе и, наверное, красивее, но все равно, он только бледная копия. Бледная копия вечного идола!
Мария никогда раньше об этом не думала, но, вероятно, подсознание работало само по себе, выискивая мужчин с каким-то, хотя бы внешним, сходством. Как просто и как глупо! Может быть, был бы Валентин совсем другим, к примеру — жгучим брюнетом с карими глазами или каким-нибудь некрасивым очкариком, у него могло оказаться больше шансов. Но при таком сходстве — нет! «И вообще все это — сплошная глупость! — сказала сама себе Мария. — Мои сомнения, игра в призрака… И как же я могла, как же я могла всерьез задуматься?.. Над чем? Над его предложением? Я-то знаю, что каждая моя любовная история заранее предрешена. Знаю, что все равно не смогу его полюбить! Ни его, ни кого другого! Мне с ним было приятно, занятно, легко, но это — не любовь, а очередной неудавшийся эксперимент над собой. Душа моя по-прежнему не горит…»
Валентин молча смотрел на Марию. Смотрел, как раньше, как всегда, взглядом преданного пса, готового умереть за своего хозяина. Этот замечательный, красивый, очень породистый пес ни в чем не был виноват!
— Хочешь кофе? — рассеянно спросила Мария.
Валентин помотал головой.
— Ты хочешь что-то сказать? — снова спросила она.
— Я все тебе сказал, — ответил Валентин драматическим голосом, в котором Марии послышалась вдруг какая-то фальшивая, актерская нотка. — Теперь слово за тобой!
Мария вздохнула. Что она могла ему ответить? Скорей бы уж все закончилось!
— Знаешь, я думала…
Валентин приложил палец к губам.
— Тсс! Не спеши, подумай еще.
Нет, наверное, он не фальшивил, но Мария, уже не в первый раз, ощутила в душе внезапный холодок, какой-то мятный, ментоловый привкус, словно проглотила пастилку от кашля из рекламного ролика. И с этой пастилкой пришла холодная ясность.
— Я не могу стать твоей женой, — отчетливо произнесла Мария. — Прости, но никогда не смогу!
— Значит, так… — Лицо Валентина вдруг стало жестким, в глазах вспыхнули искры гнева. Таким Мария его еще не видела. — У тебя кто-то другой, да?
— Какая разница? — устало произнесла Мария. И подумала — как все же примитивны и одинаковы мужчины! Если ты им отказываешь — значит, у тебя роман с другим. А представить, что твое сердце все еще живет в прошлом, от которого остались одни воспоминания, им не дано. Понимать, что играть в любовь, когда история внутренне уже завершилась, бессмысленно, они не желают.
— Большая разница, — процедил Валентин. — Меня еще никогда, никогда не бросали женщины! Должна быть причина!
— Все когда-то бывает в первый раз, — сказала Мария. — Прости, еще раз прости. Причина во мне. Я не хочу фальшивить и притворяться и ничего, пойми — ничего не могу сделать с собой.
— Ну, что ж… Пусть будет. Только смотри — не пожалей! — Валентин резко развернулся и пошел к двери. Но вдруг остановился и сказал небрежно: — Кстати, вот билет на премьеру моего шоу. Если надумаешь, можешь прийти. — Он бросил билет на стол и быстро, не оглядываясь, вышел.
Через несколько минут Мария услышала, как взревел мотор его машины. На этом все кончилось. Во всяком случае, в тот момент Мария думала именно так. И ни о чем не жалела. Конечно, Валентин обиделся, оскорбился, гордо ушел, но не забыл при этом бросить прощальную угрозу «смотри — не пожалей» и оставить билет на премьеру. Зачем? В надежде увидеться, что-то вернуть? Или для того, чтобы продемонстрировать ей свой успех, свою гениальность, задеть, зацепить, что-то доказать? Бог его знает, зачем он так сделал, да и не важно. Можно и сходить на премьеру, если найдется время. Все равно это уже ничего не изменит.
Оставшись в доме одна, Мария ощутила внезапно легкое и свежее дыхание свободы, которого ей, как сейчас она поняла, так не хватало в последнее время. Теперь она была снова совершенно одна в своем мире, в своем измерении. Как же это прекрасно, когда ничто не держит тебя, когда никто ничего от тебя не ждет и не требует! И не надо никаких романов, лучше всего какое-то время просто побыть одной. Одной — в своем доме, наедине со своими мыслями, чувствами, воспоминаниями. Еще немного побыть Машей, той самой доверчивой, искренней и немного наивной Машей, которая двадцать пять лет назад впервые испытала чувство катастрофической, безоглядной любви и которая потом уже никогда не могла от него отказаться…
В тот вечер я вернулась домой очень поздно, слишком поздно по установленным в доме правилам. Мама, нервная, взвинченная, ходила по квартире с сигаретой, то и дело бросаясь к окну. Когда я вошла в комнату, она стояла, прижавшись лбом к стеклу, а отец ее успокаивал. Увидев меня, он резко обернулся и произнес непривычно суровым голосом:
— Как это понимать?
— Дипломникам помогала, — сказала я.
— Это что, общественная нагрузка? — В голосе отца прозвучала ирония. — И чем, интересно, ты помогала им ночью?
— Как чем? Чертила, подрамники натягивала… — машинально ответила я, надеясь как можно скорее сгладить неприятную ситуацию и скрыться в своей комнате.
— А позвонить было нельзя? — закричал отец.
Он вообще никогда не кричал, и я растерялась. Мне тогда и в голову прийти не могло, что кто-то может так обо мне беспокоиться. Подумаешь — час ночи! Конечно, при желании можно было откуда-то позвонить, из телефона-автомата, например, но могла ли я думать об этом, гуляя с Аланом по ночным улицам? Да я вообще обо всем на свете забыла! Но как я могла признаться в этом моим распсиховавшимся родителям? Может быть, начнись разговор иначе, я бы что-то и рассказала, но тут мне тоже попала шлея под хвост.
— Неоткуда было позвонить! Понимаете, неоткуда! Все кабинеты закрыты! — ответила я с вызовом. — И вообще, не надо так за меня беспокоиться. Я уже взрослая! Не могу же я всю жизнь возвращаться домой к десяти!
Родители переглянулись и промолчали. Потом отец сказал усталым голосом:
— Между прочим, мы звонили твоим подружкам по институту. Кроме тебя, все оказались дома. И никто из них, представь себе, никаким дипломникам не помогал. Это что же, исключительно твоя миссия?
Лучшая защита — нападение. Старая, надежная истина.
— Зачем вы устроили панику? — стала я громко возмущаться. — Зачем звоните моим знакомым в такое время? Делать больше нечего? Может, вы еще и в милицию заявили?
— Ты что раскричалась? — на этот раз спокойно и сдержанно сказал отец. — Иногда соображать не мешает… Еще раз такое случится — так и в милицию позвоним. Ну-ка, выкладывай, где была!
— Там, где сказала! — отрезала я. — Если не верите — это ваша проблема. А мне врать ни к чему!
