Как бы он себя ни чувствовал, это не дает ему права ей грубить. Не обращая внимания на внезапный кислый привкус во рту, она спокойно подошла к своему столу и бросила на него коричневый бумажный пакет.
Сумочку она пристроила рядом со стулом. В воздухе разлился дразнящий запах канноли. Поджав губы, Софи смахнула пакет в мусорное ведро, стоявшее между ее с Тоддом столами. Ладно, она поняла, что он расстроен. Прекрасно поняла, но ему незачем вымещать свои обиды на ней.
Слава богу, ей надо присмотреть за фотосессией на тестировочной кухне. Едва ли она сумеет до конца дня смотреть спокойно, как он флиртует с Мэдисон. Фотосессия заняла остаток дня.
– Еще немного растопленного шоколада, – сказала Софи стилисту.
Добиваться нужного блеска от шоколадного соуса – сущая мука, истинное упражнение по части прикладной алхимии и верных мер шоколада, чтобы жидкость выглядела маслянистой, гладкой и глянцевой, но не потемнела.
– Ты уверена? Если добавить слишком много, оттенок будет не тот.
– Но это же должен быть темный соус, – отрезала Софи. У них было мало времени, шоколадный соус уже начал густеть. А если такое случится, он потеряет желаемый блеск и внешний вид. – Поторопись, не то придется начинать все сначала.
Последовало потрясенное молчание, и лицо Софи вспыхнуло от смущения.
– О боже, мне очень жаль. Я немного нервничаю. – Она посмотрела на удивленные лица окружающих. – Примите мои извинения.
– Брось, Софи, все в порядке, – сказал стилист. – Я слышал и похуже. Господи, ты бы слышала Брэнди. У нее через слово ругательства.
– Но я… Боже, мне очень жаль.
Ассистентка похлопала ее по руке.
– Думаю, после такого мы заслужили бокал чего-нибудь вкусного. Сегодня во «Флейте» два бокала шампанского по цене одного. Может, сходим?
Софи кивнула. Почему, черт возьми, нет? Она слишком много времени провела с Тоддом, а надо бы больше общаться, проводить время со своими коллегами.
Весь остаток дня она старательно держала себя в руках, хотя в душе злилась, что до такого дошло. Это было своевременное напоминание. Она слишком привыкла к тому, что Тодд рядом. Возможно, им обоим требуется немного отдохнуть. Трудно было поверить, что уже две трети ее пребывания тут позади.
Ей следует помнить, что прежде всего он был ей хорошим другом и что, пусть все, что было между ними, закончилось, она достаточно взрослая, чтобы сосредоточиться на положительных моментах. Если бы не он, Софи никогда не поехала бы в Хэмптонс или не попала на баскетбольный матч. Никогда не ездила бы на велосипеде в Проспект-парке, не бегала вокруг озера. Никогда не занималась бы бурным, безудержным сексом на кухне, в душе или на балконе в полночь.
Черт, она определенно пойдет выпить с девчонками.
Один бокал шампанского превратился в три или четыре и в порцию тапас. Софи уже забыла, как это здорово – пойти куда-то женской компанией. После той поездки в Данию они с Кейт сдружились, и регулярно встречались с двумя другими девчонками, с которыми она познакомилась в Копенгагене, – телеведущей Эврил и Евой, которая была деловым партнером Кейт. Она скучала по их пропитанным просекко пирушкам, когда Эврил потчевала их рассказами о знаменитостях, у которых брала интервью для утренних телепрограмм. С приятным гулом алкоголя в голове она спустилась в подземку и большую часть пути домой проехала с одной из девушек, которая планировала поездку в Лондон и всю дорогу расспрашивала, где лучше всего поесть и стоит ли съездить в Шотландию, чтобы попробовать настоящий хаггис.
Было уже почти восемь часов, когда она вставила ключ в замок входной двери. Снаружи Софи увидела, что у Беллы горит свет. Может, стоит заглянуть и спросить, не хочет ли Белла выпить? После нескольких приятных часов она сомневалась, что стоит провести остаток вечера в одиночестве.
Поднимаясь по лестнице, она услышала шорох и удивленно подняла голову. Тодд поднялся на ноги, каждый дюйм его тела выглядел усталым и потерянным.
– Тодд! Что ты здесь делаешь?
Что случилось? Разве он не должен был быть с Эми?
– Мне очень жаль. – Его голос дрожал от сожаления.
Софи недоуменно вытаращила глаза.
Мятая рубашка, взъерошенные волосы и покрасневшие глаза. Вид у него был такой подавленный, что Софи захотелось крепко обнять его, но она неуверенно отстранилась. Долго злиться было несвойственно ей от природы, и она не пинала мужчину, когда он падал, но его сегодняшнее безразличие разрушило ощущение легкого товарищества между ними. Это было больно.
– Как давно ты здесь? – Она старалась говорить бесстрастно и отстраненно.
– А который час?
– Без десяти восемь.
– С шести.
Приятное головокружение от шампанского и уютного вечера мгновенно исчезло.
– С шести!
Она протиснулась мимо него, чтобы открыть дверь в квартиру. В окна проникали лучи предзакатного солнца, отбрасывая золотистые квадраты на пол.
– Тебе лучше войти.
Бросив сумочку на диван, она попыталась взять себя в руки, прежде чем повернуться к нему лицом. От вечернего сепиевого света круги у него под глазами казались темнее, и как бы ей ни хотелось обнять его и стереть напряженные морщинки вокруг рта, она сдержалась.
Тодд стоял, окруженный пылинками, пляшущими в лучах скользящего солнечного света, и выглядел потерянным и неуверенным. Один только взгляд на него причинял ей почти физическую боль, но все растаяло, когда он подошел к ней и протянул руки.
– Обними меня, Софи. Ты так мне нужна.
Как она могла его прогнать? Он смотрел на нее таким затравленным взглядом. Когда ее руки легли ему на талию, он сразу же притянул девушку к себе, уткнувшись головой в ее шею, прильнул с оттенком отчаяния. Она поцеловала его в щеку и обняла, крепко обняла. Несмотря на все случившееся, ее охватило ощущение, что она вернулась домой.
– Они… – Его голос сорвался, и она почувствовала, как он вздрогнул в ее объятиях… у него перехватило дыхание. – Марти… Они отослали его.
– О, Тодд!
Сердце у нее растаяло от его горя. Она еще какое-то время обнимала его, чувствуя, как он пытается взять себя в руки. Когда Тодд успокоился в ее объятиях, она подвела его к дивану, толкнула вниз, как тряпичную куклу, а потом села рядом и взяла его за руку. Они сидели касаясь друг друга головами, пока он не выпрямился и не поцеловал ее в щеку.
– Спасибо, англичанка, – прошептал он.
Она сжала его руку.
– Ты можешь рассказать мне, что случилось?
Кивнув, он глубоко вздохнул.
– Когда я приехал, папа с мамой устроили настоящий скандал, угрожая развестись. И это прямо при Марти. Притом обвиняли друг друга в его поведении. – Тодд поморщился. – Говорили, мол, он сущее разочарование, позор семьи. – Он уронил голову на руки. – Это было ужасно. Папа сказал, что собирается отправить Марти в военную академию, мол, это научит его дисциплине. Там не будет никаких компьютеров. Никаких контактов с внешним миром. Мол, там из него сделают человека. Привьют ему нужные ценности. Я провел у них весь день, и все наконец успокоилось. Бедный малыш был совершенно измотан. Свалился у себя в комнате. Я сидел с ним, пока он не уснул. Тодд закрыл глаза. – А потом был разговор с отцом. Я сорвался. Сказал ему и маме, что всему виной их дерьмовый брак. Сама понимаешь, ни к чему хорошему это не привело. Черт, это было просто ужасно. Я остался на ночь и проторчал там все воскресенье. Но когда я уезжал, то думал, что убедил отца, что военная академия – это не выход, что, возможно, тут нужна помощь психотерапевта. Мол, пусть Марти походит на сеансы. Они как будто купились. – Его губы горько скривились. – Конечно же, купились. Походы к психотерапевту – это часть нью-йоркского стиля жизни. Но я думал, что, по крайней мере, вмешаются профессионалы и скажут, в чем на самом деле проблема, а к профессионалам-то родители могут прислушаться. Последнее, что сказала мама, что утром поищет для Марти психолога. – Он посмотрел ей в лицо. – Мне очень жаль. Я так зол на своего отца. Так переживаю из-за Марти. Ему не понравится в военной академии. Я подвел его. Надо было раньше сказать родителям. Заставить их понять.
