Телефон проиграл мелодию и замер в ожидании реакции хозяина. Олег коснулся чуткой кнопки. Знакомое позвякивание возвестило о том, что модем начал соединяться с сетью. Скосив глаза, Олег увидел знакомый скрин и кликнул Enter. Не прошло и минуты, как компьютер, мигнув экраном, возвестил о том, что сообщение принято. Отключившись от сети, Олег решил, что просмотрит полученную информацию позже. Дорога пошла немного получше, и сейчас останавливаться не хотелось. Время давно перевалило за обеденное, но здесь после дедморозовской вотчины остановиться было негде. Ни тебе придорожной кафешки, ни мотеля с ресторанчиком, только вековые леса, по странной прихоти еще до конца не вырубленные. Хотя местами встречались и настоящие пустыни, где от прежней красоты не осталось и следа. Вырубленные, выкорчеванные деревья да следы тяжелой техники, до камня перерывшие израненную землю. Асфальт то появлялся, то пропадал, а Олег по-прежнему все гнал и гнал машину на север. Пусть и не поспеет он сегодня до ночи в назначенное место, но максимально приблизиться должен.
Опустела очередная бутылка воды. Купить другую просто негде. Сверившись с картой, Олег решил потерпеть еще час. До ближайшей лагерной столицы, одного из островов ГУЛАГа, оставалось меньше сотни километров. От усталости клонило в сон, но время, как обычно, поджимало, и машина продолжала наматывать на колеса бесконечную ленту шоссе.
Заправив под завязку машину, Олег купил три двадцатилитровых канистры, заполнил их бензином про запас — до ближайшего относительно крупного города оставалось еще больше четырех сотен километров, да и дальше вопрос с горючим мог стать довольно остро. Почти десять часов за рулем давали о себе знать. Олег, откинувшись на сиденье, позволил себе поспать целый час и, закупив продуктов на дорогу, поехал дальше.
Низкое вечернее солнце застыло над горизонтом. Угрюмые ели подступали к самой дороге. Неспешные северные сумерки никак не хотели уступать ночи. Часы на приборной доске показывали половину двенадцатого. Олег произвел в уме нехитрые вычисления и тихонько присвистнул: по местному времени выходило, что уже пусть не глубокая, но ночь. Глаза слезились от усталости. Реакция замедлилась. Организм требовал отдыха.
Он остановился в небольшом распадке на берегу быстрой, обжигающе холодной речушки. Пока в котелке закипала вода, Олег сделал пару добрых глотков коньяка из плоской фляжки, открыл припасенную в дорогу банку консервов, нарезал черный, как земля, душистый хлеб. Как же все это напоминало то далекое время, когда еще был жив отец! Вот так же на берегу лесной речки горел костер, потрескивали в огне сучья. Бурлило в закопченном котелке незатейливое варево. Огромное небо с россыпями невидимых в городе звезд раскинулось необъятным пологом над головой. Неспешный разговор. Щебет птиц в зарослях. И небывалое, такое острое чувство единения. Иногда они вовсе не ложились спать. Могли просидеть рядом всю ночь и беседовать, обсуждать наболевшее. Жаль, что это уже в прошлом. Никогда уже не услышит он приглушенный голос отца. Не расскажет тому о своих проблемах, не выслушает совета.
Плотно поужинав, Олег забрался в машину и привычно быстро уснул. Ему снилась Лена, родной город, по которому так замечательно идти рядом с ней, взявшись за руки. Почему-то для Олега важным и очень ценным стало именно держать Лену за руку. Она немного смущалась, но, очевидно, тоже получала удовольствие от столь непривычного проявления чувств. Невольное воспоминание — известная картина «Влюбленные над городом», когда-то написанная великим мастером, — всплыло в памяти. Марк и Белла, также взявшись за руки, летели над старинной ратушей, над древним и вечно юным прекрасным городом, над широкой рекой. Где-то далеко внизу остались и узкие кривые улочки, и мирская суета, и ужасы реальной жизни. Влюбленные воспарили над миром и были бесконечно счастливы в своем невероятном уединении, в восхитительном чувстве полета, что подарила им великая, всепобеждающая любовь.
Олег проснулся спустя четыре часа. За стеной крушины по-прежнему шумела на камнях быстрая река. Туман плыл над зарослями. Где-то в кронах деревьев заливалась какая-то ошалевшая от восторга при виде поднимающегося солнышка пичужка. Окружающий лес сонно ворочался, просыпаясь. Замершие в безветрии ветви пихт вяло склонялись над крышей машины, слегка припорошив ее опавшей хвоей.
Костер прогорел, среди пепла не теплилось ни единого уголька. Заготовленный с вечера хворост лежал горкой рядом с оскорбительно черным на зеленом мху пятном кострища. Поеживаясь от утреннего холодка, Олег выбрался из машины. Потянулся до хруста и, окинув взглядом окрестности, подхватил котелок и спустился к воде. Плотный молочно-белый туман стелился над рекой, рваными космами цеплялся за пенистые гребни над камнями. В быстрой струе стремительными тенями скользили крупные рыбины. Вздохнув от внезапного желания бросить все, взять в руки спиннинг и, забросив приманку, почувствовать сопротивление холодно-упругого тела увесистой хищницы, Олег зачерпнул воды и, стараясь не расплескать, поднялся к машине. Сухой хворост занялся быстро. Огонь с жадностью вгрызался в смолистые ветки, весело потрескивал, разгораясь.
Олег привык торопиться медленно. Движения рассчитанные, экономные, без лишней суеты, но тем не менее все у него получалось быстро. Завтрак, плотный, основательный, был готов буквально за двадцать минут. Сваренный в консервной банке, крепкий, ароматно-дурманящий, черный, густой, как смола, кофе взбодрил, разогнал чуть вялую спросонья кровь, заставил шире раскрыться глаза. Вполне отдохнувший и бодрый, Олег умылся студеной речной водой, и, садясь за руль, он даже не мог себе представить, что эта ночь стала последней спокойной и мирной на долгий срок.
Отправив материалы Олегу, Казимир немного успокоился. Он был абсолютно уверен, что как только друг ознакомится с той информацией, что получил по электронной почте, то немедленно свяжется с ним, но звонка все не было. Несколько раз Казимир пытался дозвониться сам, но Олег был вне зоны действия сети. Оставалось только одно: ждать. Эльза несколько раз справлялась о том, получил ли он ответ от Олега, но пока ничего утешительного Казимир сообщить ей не мог. Заканчивая очередной материал о происходящем уже в который раз переделе собственности, связанном со сменой власти, Казимир полностью погрузился в работу. Чтобы немного отвлечься, он, в то время когда жена просматривала и правила распечатки, отправился в кухню, сварил кофе и, вернувшись, невольно залюбовался Эльзой. Забравшись с ногами в уютное кресло, она и впрямь напоминала грациозную кошку.
Откуда-то из глубины сознания начала вдруг подниматься волна вязкого ужаса. Могло ведь случиться так, что тогда, чуть больше года назад, он вполне мог не согласиться на предложение Эльзы отправиться в Зону. Если у нее были причины предложить авантюру именно ему, то у самого Казимира не было оснований соглашаться. Да, была в душе пустота и злость на бывшую жену, но только этого явно недоставало для того, чтобы отправиться в рискованное путешествие. Не секрет, Эльза понравилась ему с первого взгляда. Понравилась, как, в принципе, любая красивая молодая женщина. Казимир осознавал себя обычным мужчиной, и женская привлекательность действовала на него вполне естественным образом. Ничего нет удивительного в том, что, глядя тогда на Эльзу в прихожей своей более чем скромной квартиры, Казимир мысленно лишь облизнулся, понимая, какая пропасть лежит между ним, простым частным таксистом, и этой ухоженной, слишком неброско одетой молодой, уверенной в себе женщиной. Да, он согласился на предложение Эльзы, скорее всего из чувства протеста. В один день он оказался перед одиночеством. Пусть не все было ладно в его прежней семейной жизни, но вовсе не так удручающе, по крайней мере на его взгляд. И вот сообщение уже бывшей жены, что она улетает в далекую, такую недосягаемую Австралию, просто повергло его в шок. Да, именно протест подтолкнул его на предложение Эльзы, и деньги были здесь совсем ни при чем. А дальше был только риск, тяжкий труд и бесконечные километры по лесам и болотам Зоны. Оберегая Эльзу, защищая ее и от озверевших от дикости природы бандитов, и от обладающих едва ли не человеческим разумом мутантов-зверей, Казимир невольно сблизился с ней, как-то исподволь полюбил. Чувство постоянной опасности сделало их почти родными.
