Лена допила молоко, сполоснула кружку, вернувшись на террасу, достала сигарету, но, вдохнув полной грудью восхитительный, напоенный ароматами трав, цветущей липы и еще чем-то незнакомым, волнующим воздух, отложила ее. Вскоре радостные детские голоса возвестили о приближении всей компании, и действительно на тропинке, ведущей от озера, первым появился Олег, а за ним и остальные.
— Ты уже проснулась, дорогая? Как отдохнула на свежем воздухе? — с улыбкой спросил Олег, подходя ближе.
И было в его голосе столько любви, нежности, заботы, внимания, что Лена невольно потянулась к нему, поднялась с плетеного кресла и, обняв, прижалась всем телом, совершенно не замечая того, что они не одни. Впрочем, какое это имело значение? Они ведь были созданы друг для друга, а что подумают, как посмотрят на них другие, Лену в этот момент совершенно не волновало. Здесь, в этом доме, в окружении близких по духу людей, Лена чувствовала себя невероятно уютно. У нее не было причин скрывать, что Олег для нее значит очень и очень многое.
— Пока ты нежилась в постели, мы уже сходили искупались. Вода чудесная! — продолжал Олег.
— А почему ты не разбудил меня? — спросила Лена.
— Пожалел! Ты так сладко спала.
Телефонный звонок прозвучал настолько неожиданно в этой идиллии, что невольно вздрогнули все. Олег, словно напроказивший школьник, только пожал плечами и, достав трубку, взглянул на дисплей. Лицо его тут же помрачнело.
— Прости, — сказал он и ушел в дом.
Что подтолкнуло Олега сказать «Да!», понять трудно. Положение было вовсе не безвыходное, подумаешь, упадет еще немного денег на счет или не упадет, принципиальной разницы нет. Не в этом дело. Сегодня утром Олегу стало страшно! Ночью, когда, засыпая, Лена уютно устроила голову на его плече, небывало теплая волна нежности к ней буквально затопила Олега. Поглаживая ее нежную спину, он думал, как здорово, что теперь они будут вместе. Всегда! На всю оставшуюся жизнь! Он мечтал, глядя в сумеречно сереющее окно, о том, как они станут жить, какие замечательные у них будут дети, как выстроят свой дом и так же, как к Андрею с Ксенией, к ним станут приезжать друзья. И тенистый пруд с плакучими ивами, и беседка подле него, и дочка на качелях, и сын, мастерящий что-то на крыльце… Мечты были столь ясны, осязаемы, что Олег даже почувствовал запах смолистых бревен свежесрубленного дома, увидел отблеск солнца на паркетном полу, услышал счастливый смех.
Осторожно, стараясь не потревожить сон Лены, он встал, подошел к распахнутому окну. Долго-долго смотрел на освещенный полной луной парк. Прислушивался к ночным неясным шорохам и напряженно думал. Понимая, что ему этой ночью не уснуть, Олег спустился вниз. На террасе в плетеном кресле он заметил смутный силуэт мужчины. Тот обернулся на скрип половиц.
— Олег? Ты почему не спишь? — спросил Никита.
— Да так. Сам не пойму, может, луна, а может, еще что-то.
— Присаживайся. Коньяк будешь? Я у Андрея в баре взял, весьма приличный, хочу сказать.
— Пожалуй, не откажусь.
— Тогда не поленись, возьми себе бокал на полке.
Отыскав в полумраке и саму полку, и пузатый бокал из тонкого стекла, Олег опустился рядом с Никитой. Уже по одному запаху он понял, что коньяк и впрямь оказался не из дешевых.
Отхлебнув глоток, Олег закурил и, откинувшись в кресле, посмотрел на спящую в отдалении деревню.
— Тебе отчего не спится? — спросил он Никиту.
— Да ерунда, Юленька моя замоталась за день и уснула, а я вдруг почувствовал себя брошенным, никому не нужным. Вот пришел сюда и тихонько напиваюсь в одиночестве.
— Ну не грусти, теперь будем напиваться вдвоем! — успокоил его Олег.
— Знаешь, Олег, ты, конечно, мне не поверишь, но, после того как я встретил Юлию, я не могу спать один. Вообще не могу жить без нее, — заявил вдруг Никита. Судя по голосу, коньяк уже наполовину, если не больше, заместил у него кровь. — Понимаешь, мне уже почти пятьдесят, а рядом с Юлей я вдруг почувствовал себя молодым и сильным. Не поверишь, несмотря на то что я был дважды женат, особой страстности за мной не водилось. Был как все, наверное. А тут словно тридцать лет сбросил! Хочу ее постоянно, так, что скулы сводит. Не знаю, насколько меня хватит, но, коль выпало мне такое счастье, хочу прожить ярко и бурно. А дальше — будь что будет. Успеть бы только пацана поднять. Усыновлю его по всем правилам. Будет носить мою фамилию. Наследником станет.
— А ты чем занимаешься, Никита? — спросил Олег, переводя разговор в другое русло, понимая, что, подвыпив, Никита может наговорить лишнего, за что после будет корить себя.
— Лесом, у меня делянки, бригады лесорубов, лесопилки, сушилки — в общем, ничего интересного.
— А служил где?
— Десант. Во время первой чеченской командовал полком. Снайпер достал. Если бы не броник, то уже давно бы землю парил. Ну, тут и выслуга, да еще и ранение неслабое, в общем, ушел в отставку. А ты?
— Еще после Афгана. Разведротой командовал. Ну, в общем, перестройку я встретил уже на гражданке.
— А теперь что делаешь? В бизнес подался?
— Не совсем. Так, кое-какие заказы, сопровождение и прочее.
— Понятно, не хочешь говорить, не нужно. А семья?
— Никого. Мама погибла, когда пьяный сосунок на своем бумере вылетел на тротуар. Отец — он у меня летчиком был, командиром эскадрильи — пережил ее на два дня. Тогда я и сломался. Запил, вскоре уволился из армии.
— Понятно. У нас здесь у всех мужиков, кроме Стаса, армейская закалка. Андрей, хозяин дома, — спецназовец, Павел — военврач и мы с тобой из той же когорты. Ветераны, мать его…
Никита щедро плеснул коньяка в оба бокала и, залпом отхлебнув половину, потянулся за сигаретами. Какое-то время они сидели молча, думая о своем, наконец Никита сказал:
— Понимаешь, Олег, я, когда женился во второй раз, думал, что жена нужна человеку для престижа, как дорогая машина, что ли. Потому и выбрал молодую, яркую. Настоящую модель. А как выяснилось, жена необходима для жизни! Вот ты мне поверь, я Юленьку никому не отдам! Глотки за нее грызть буду! И будь что будет!
В голосе Никиты явственно звучала ярость. Олег подумал тогда, что и правда за настоящую женщину стоит драться насмерть. Вскоре Никита задремал. Далеко на западе случайное облачко вспыхнуло красным, небо начинало стремительно светлеть, одна за другой гасли звезды. В предрассветной тишине где-то возле озера вдруг ни с того ни с сего, словно перепутав пору года, запел соловей и, одумавшись, затих, словно боясь разбудить остальных. Легкий туман пополз из низины, подернул прозрачной дымкой окрестные поля. Из деревни донеслось радостное, задорное пение петуха. Мир начинал наполняться звуками, обретать привычные дневные цвета, становиться обычным, теряя таинственность и очарование лунной ночи.
Олегу неожиданно остро захотелось взбежать по лестнице на второй этаж, ворваться в комнату, где сладко спит Лена, схватить ее, сжать в объятиях, зацеловать, заласкать, прижать к себе, нежную, теплую, сонно-безвольную, сладкую. Любить так, чтобы кровь кипела в жилах, чтобы от страсти и желания гудело в голове, чтобы после не осталось сил даже говорить, только ощущать ее всю, до последней клеточки. Чувствовать биение ее сердца, вдыхать аромат ее разгоряченного страстью тела и упиваться им. По-видимому, он так же, как Никита, попал в чудовищную зависимость от этой женщины. Потому и не смог просто спать рядом с ней, по этой причине маялся всю ночь, тихо страдая оттого, что она уснула, а он так и не получил желаемого. Мышцы невольно начали подрагивать, как перед боем, готовясь к схватке, в которой не бывает ни победителей, ни побежденных.
