— Вот как? Но эти, на «лендкрузере» и «ладе», будут ездить за мной до второго пришествия. Пока я не приведу их к вам. Или пока они не узнают ваш адрес.
— Они его узнают. И очень скоро.
— Не понял. Что вы задумали?
Гольцов улыбнулся, отчего его жесткое некрасивое лицо точно бы подсветилось изнутри мягким светом.
— Михаил Юрьевич, я очень ценю вашу помощь. Но о своих планах промолчу. Я не уверен, что вы их одобрите. Здесь курить можно?
— Можно, наверное. Пепельница есть. Да и другие курят, — кивнул Панкратов на соседние столики. За одним трое молодых людей и две девушки пили пиво и читали друг другу стихи. За другими сидели по двое, курили, обсуждали свои дела. Время от времени в кафе появлялись немолодые писатели, выпивали по рюмке коньяку или по чашке кофе, съедали по бутерброду и уходили. В углу средних лет энергичная дама что-то доказывала собеседнику, нервно листая то ли текст рукописи, то ли договор. Собеседник реагировал вяло, что очень сердило даму.
Гольцов закурил французскую сигарету «Голуаз» и доверительно тронул Панкратова за плечо.
— Не обижайтесь, Михаил Юрьевич. Не хочу втягивать вас в свои дела.
— Я уже втянут в них по самое никуда. Вы не слишком затянули свое пребывание на том свете?
— Еще нет.
— Я почему спрашиваю? — объяснил Панкратов. — Вера Павловна женщина с сильным характером. Но нервы у нее уже на пределе.
Гольцов помрачнел.
— Меня это тоже тревожит.
— Так заканчивайте эту историю. Хотите посадить Михеева? Сажайте, что вам мешает? Подделанная дарственная — уже состав преступления. Получит лет пять или шесть.
— Восемь, — сказал Гольцов.
— Что восемь? — не понял Панкратов.
— Я хочу, чтобы он получил восемь лет. Столько, сколько получил я. И так, как получил я. С купленными следователями, с купленной судьей. Я хочу, чтобы он побыл в моей шкуре.
— Вам не нужно подкупать следователей. Они и так будут рвать его, как тузик грелку. За Кириллова. На самого Кириллова им насрать, но Михеев подставил весь Следственный комитет, ему это не спустят.
— Значит, проблемой меньше. Но главная проблема остается — судья Фролова.
— В чем проблема?
— Я хочу, чтобы его дело вела судья Фролова. И вела его так, как моё. С заранее написанным приговором. За взятку в триста тысяч долларов.
— Как вы рассчитываете дать ей взятку? Очень непростое дело, судьи берут только у своих.
— Я знаю как. Так и быть, скажу, чем я занимался последние месяцы. Искал тех, с кем Фролова училась в Юридической академии. В её группе было двадцать три человека. Четверо эмигрировали в Израиль, двое сейчас в Америке. Остальные в России. Все более-менее устроены. Кроме одного. Некто Красильников. Лучший на курсе, подавал большие надежды, красавец. С Фроловой у него был роман. Как говорят, бурный. Спился. Я нашел его в бомжатнике в Марьиной роще. Сейчас живет у меня в Жулебино, приходит к себя. Вот он и даст взятку судье Фроловой. И она возьмёт. А если не возьмёт, то я ничего не понимаю в людях.
Панкратов с крайним неодобрением покачал головой.
— Играете с огнем, Георгий. Вы уже загнали Михеева в угол. Зачем, по-вашему, он связался с Федей Кривым? Чтобы его люди нашли вас, а потом Михеев пришел к вам и на коленях попросил прощения?
— Мне интересно узнать, до чего человека могут довести деньги. Нормального, в общем-то, человека.
— Догадаться трудно?
— Не очень. Но я хочу знать точно.
— Может, на этом и остановиться?
— Нет! — резко сказал Гольцов, и в лице его появилась та же неукротимость, которая произвела впечатление на Панкратова в его надгробье на Ваганьковском кладбище. Только уже не юношеская, беспечная, а тяжелая, волчья. — Вы можете что-нибудь изменить в России?
— Вряд ли.
— И я не могу. Но могу кое-что изменить в той жизни, которой живу я и будут жить мои сыновья. Сделать ее немного чище. И я это сделаю. Следователь Кириллов получил своё, адвокат Горелов получил своё, прокурор Анисимов ответил на Страшном Суде. Не знаю, как он оправдывался. Возможно, у него было голодное детство. Это уже не наши дела. Своё получит судья Фролова, своё получит Михеев. Я поступлю с ними так же, как они поступили со мной. Это справедливо. Это по закону гор, о котором нам когда-то напомнил Арсен. И хватит об этом.
— Что ж, хватит так хватит, — согласился Панкратов. — Значит, наружку снимаем?
— Да.
— Прослушку?
— Тоже.
— Так и передам…
Дама за столиком в углу раздраженно убрала бумаги в портфель и вышла из кафе, всем своим видом демонстрируя негодование. Её собеседник подошел к буфету, взял большую рюмку коньяка и вернулся на место. И тут Панкратов его узнал. Это был писатель Ларионов.
«Вот так встреча!» — подумал он и тут же поправился: «Ну, а где еще можно встретиться с писателем, как не в писательском клубе?»
Извинившись перед Гольцовым, Панкратов подошел к столу Ларионова.
— Добрый день, Валерий. Можно к вам?
— Господи Боже мой! — изумился писатель. — Национальная алкогольная безопасность! Конечно, садитесь. Как вы здесь оказались?
— Случайно. Что это за дама, с которой вы разговаривали?
— Из издательства. Предложили продолжить серию Маши Зарубиной. «Смертельная страсть-2». А что? Пипл хавает.
— Вы согласились?
— Посмотрите на мои руки, — предложил Ларионов и продемонстрировал руки с въевшейся в кожу черной металлической пылью. — Ну какая из меня Маша Зарубина? Поздно мне рядиться в панталончики и кружавчики.
— Мне показалось, она была недовольна?
— Недовольна? Слабо сказано. Предложила за книжку аж пятнадцать тысяч рублей и очень обиделась, когда я послал её на хуй. В вежливой форме, конечно. Уже совсем писателей за людей не считают. И вот что странно. Мошенник всегда обижается на того, кто не дает себя наебать. И обижается очень искренне. Этого я никогда понять не мог.
— Хочу поблагодарить вас за главы, которые вы прислали, — сменил Панкратов тему. — Прочитал с большим интересом.
— Разобрались в гибели Гольцова?
— Да. Вы написали, что хотели бы спросить у Георгия, чувствовал ли он зов судьбы. И добавили: «Но у него уже ничего не спросишь». Хотите спросить?
— Это вы о чем?
— Пойдемте. Только сначала допейте коньяк. А то потом прольете.
Ларионов с некоторым недоумением опустошил рюмку и последовал за Панкратовым.
— Познакомьтесь, джентльмены, — предложил Панкратов. — Впрочем, вы уже знакомы. Но это было давно, двадцать лет назад. Так что можете познакомиться снова.