– Да понимаешь, просто второй месяц на хлебе и молоке сидим. Весной младшему гуманитарку из Германии в школе выдали – муку, крупы там всякие, ещё что-то по мелочи, так легче было, а сейчас последний хер без соли доедаем. У моей день рождения на выходных, думал, хоть ножек Буша взять и с картошкой запечь. Юбилей как-никак.
Дядя Петя с сомнением встопорщил рыжеватые из-за беспрестанного курения усы и покачал головой.
– Не, денег не займу. Не водятся они у меня. Я ж пьющий. – И дядька для наглядности щёлкнул себя по кадыку. – Могу тушёнки дать и макарон. Вернёшь, как сможешь.
Толстяк кивнул.
– Спасибо, Пётр! Выручил!
Дядя Петя пошарил в шкафу, отнёс к двери жестяную банку с коровой на этикетке и пару пакетов с «перьями». Запер дверь и вернулся на кухню.
– Вот они – плоды шоковой терапии! В семье два человека работают, не пьют, а денег толком на еду не хватает! – заявил он мне и указал на плиту. – Суп ешь. «Со звёздочками», последний пакет сварил.
Я наполнил тарелку, сполоснул черпак и сел за стол.
– А денег чего не дал? – спросил, когда дядька приоткрыл окно и закурил.
Тот фыркнул.
– Я ж не волшебник в голубом вертолёте благотворительностью заниматься! Что я на эти деньги потом куплю с такой-то инфляцией? Он мне фантики вернёт и будет считать, что рассчитался. Не брать же проценты, не по-людски это. А тушёнка и макароны – они и есть тушёнка и макароны. Как-то так.
Я кивнул, смолотил тарелку супа и пошёл собираться на пляж. Ну как собираться – новые спортивные штаны натянул и майку-борцовку. Да ещё после недолгих раздумий в карман пусковое устройство с вкрученной «мортиркой» сунул. На всякий случай, ага…
Во дворе знакомых не встретил, дошёл до угла дома и уже там в тени девятиэтажки наткнулся на Андрея и Рому. Первый нарядился по пляжному – в длинные шорты-бермуды, сланцы и сетчатую безрукавку, а на плечо набросил матерчатую сумку с бутылкой газировки и покрывалом. Второй, такое впечатление, и вовсе не ложился спать, был помят и поддат, его широкое лицо казалось непривычно бледным.
– Да я вчера и выпил всего соточку! – уверял он Фролова. – Хочешь – побожусь? Дюша, вообще понять не могу, с чего меня так вынесло! Встал – башка трещит, ну и подлечился с утра. Ты ж не говорил, что прямо сегодня за руль садиться нужно!
– Ты только в запой не уйди, – попросил Андрей, снял тёмные очки и нацепил их на голову. – Здоров, Серый!
– Привет-привет!
Мы обменялись рукопожатиями, и Фролов заметил мою новую цепочку.
– Ну ни фига себе! Где урвал? – поинтересовался он.
– Там нет больше, – отмахнулся я и спросил: – Твоя не освободилась ещё?
– Сейчас выйдет.
Я взглянул на кафетерий и обратил внимание на стоявший перед ним угловатый автомобиль, своими формами напоминавший то ли иномарку, то ли «девятку» с багажником; такого раньше на глаза не попадалось.
– Что за модель у серой тачки? – кивком указал я на машину.
Рома фыркнул.
– Блин, Серёга, это ты у нас Серый! А цвет называется «мокрый асфальт».
– Да и хрен бы с ним. Модель какая?
– «Девяносто девятая», – пояснил Романов. – С год назад на ВАЗе выпуск наладили. С завода стоит под лимон. Как две «пятёрки», прикинь?
Он зашагал к автомобилю; мы с Андреем остались стоять на углу.
– Алёнку хахаль привёз, – сказал тогда Фролов и полюбопытствовал: – Ты хоть присунул ей в тот раз?
Я сплюнул под ноги и досадливо поморщился.
– Блин, Дюша! Я же тебя об Аньке не спрашиваю, так?
– А чего тут такого? – непритворно удивился Фролов. – Аньку я во все дыхательно-пихательные через день да каждый день приходую. Любит она это дело.
В иной ситуации я бы только молча позавидовал, но сейчас откровения Дюши невесть с чего резанули по живому.
– Она сам процесс любит или именно с тобой? – хмыкнул я и сразу о своих словах пожалел, обнял напрягшегося приятеля и похлопал его по спине. – Прости дурака, глупость сморозил. Завидую белой завистью просто. Мне до твоих достижений большого секса далеко, Алёнку на две трети только раскрутил.
– В смысле? – удивился Андрей и встопорщил ладонью короткий ёжик выгоревших на солнце волос, едва не смахнув при этом с головы солнцезащитные очки. – На две трети – это как?
– Сам же про дыхательно-пихательные разговор начал! Сколько их по-твоему? Не три разве?
– А-а-а! Ты в этом плане! – рассмеялся Фролов. – Просто решил, ты длину имеешь в виду! Ещё думаю, он прямо в процессе замеры делал, что ли? Геометр херов!
Мы поржали, я вытер выступившие от смеха слёзы, и тут стеклянная дверь кафетерия распахнулась, на улицу вышел крепыш лет двадцати пяти в брюках и рубашке с коротким рукавом. Он что-то сказал Роме, тот передёрнул плечами, бросил разглядывать «девяносто девятую» и направился обратно к нам.
– Охранник бдит? – догадался я.
– Водитель, – покачал головой Андрей. – Охранник поздоровее будет. Тот ещё шкаф.
– Чем больше шкаф, тем громче падает, – усмехнулся я.
– Зато из-за него в хозяина сложнее попасть, – сказал Фролов и оживился. – О, идёт!
И точно – на крыльце кафетерия появилась Аня в простом светлом платьице до колен. Она лёгкой походкой зашагала по тротуару, и Рома поспешил с нами распрощаться.
– Всё, пацаны, давайте до завтра! С вами не пойду, развезёт на жаре!
Солнце и в самом деле припекало, день выдался знойным и безветренным, мы останавливать приятеля не стали и отправились на пляж втроём. Но только двинулись к дороге, и Аня попросила:
– Ребята, давайте не побежим?
Движение было не слишком интенсивным, а до пешеходного перехода выходил изрядный крюк, и я посмотрел на Андрея с нескрываемым сомнением. Тот перехватил мой взгляд и предложил:
– Ты иди место присмотри, а мы прогуляемся.
Я перебежал через дорогу, принялся лавировать меж отдыхающих, которых по случаю хорошей погоды оказалось на пляже очень даже немало, и почти сразу послышалось:
– Серёжа!
Обернулся на окрик и увидел Зинку Марченко, та помахала ладошкой.
– Серёжа, айда к нам!
Загорала соседская девчонка не одна, а в компании сверстников, и я немного поколебался, но всё же подошёл к их расстеленным на земле покрывалам. Просто решил воспользоваться случаем глянуть на Зинку в купальнике и разочарованным, надо сказать, нисколько не остался. Ноги у девчонки оказались ожидаемо длинными и стройными, талия тонкой, а грудь даже крупнее, нежели предполагал. Её лишь самую малость тронутую загаром кожу усеивали веснушки, две чёрные косички задорно топорщились в разные стороны, в серых глазах мелькали искорки-смешинки.
