Зато он расширил содержание осадного положения и декретом от 24 декабря 1811 г. укрепил его политическую значимость. С политической точки зрения это была подготовительная мера перед походом на Россию, имевшая военный характер. И все же при издании этого декрета уже принималось в расчет, что в аннексированных областях возможны беспорядки среди немецкого населения. Стало быть, тут уже задумывались о внутреннем враге. Регламент касается, главным образом, организации и службы в укрепленных пунктах, как и в законе 1791 г., из которого было, в частности, заимствовано и подразделение на мирное, военное и осадное положение (ст. 50 и след.). Военное положение вводится императорским декретом, если обстоятельства требуют того, чтобы военная полиция приобрела большую действенность и эффективность (ст. 52). Осадное же положение определяется (determine) декретом императора или же (!) самой осадой, мощной атакой, нападением, внутренним восстанием, наконец, непозволительным скоплением народа в окрестностях крепости. В этом регламентировании важно то, что формальное объявление в форме декрета ставится рядом с фактическим положением дел (осада, нападение). Следствием военного положения, согласно статье 92, является то, что национальная и местная гражданская самооборона переходит под командование военачальника (губернатора или коменданта), что гражданские власти не могут отдать ни одного распоряжения, не условившись прежде этого с военным командующим, что, наконец, гражданские власти должны издавать все полицейские постановления, которые военачальник сочтет необходимыми в интересах безопасности укрепленного пункта или общественного спокойствия. Но к этому надо добавить широкие полномочия, которые военачальник может использовать по своему усмотрению, привлечение к строительству оборонительных сооружений, выдворение посторонних, подозрительных лиц и «иждивенцев» (bouches inutiles), наконец, общее полномочие на принятие всех мер, отвечающих интересам обороны, и на устранение всех препятствий, мешающих обороне и передвижению войск (ст. 93–95). Здесь всецело господствует представление о том, что и без временного прекращения действия конституционных определений в интересах военной операции будет оправдано любое вмешательство в гражданские права и свободы. Осадное положение имеет своим следствием то, что военный командующий начинает председательствовать во всех гражданских инстанциях, чья деятельность может быть использована в целях поддержания общественного порядка и осуществления полицейского контроля, и что он сосредоточивает в своих руках всю ту власть, которой эти инстанции располагают. Он может применять ее сам или по своему усмотрению «делегировать» ее гражданским инстанциям, которые, однако, в дальнейшем применяют ее в районе крепости или блокады от имени военачальника и под его присмотром (surveillance). Допускается, таким образом, что существует собственное, а вовсе не выведенное из передачи гражданских полномочий право военного командующего, которое вследствие этого не является и всего лишь суммой компетенций гражданских властей, в чьи задачи входит поддержание общественного порядка и безопасности. Говоря вообще, военачальник должен регламентировать службу как всех военных, так и всех гражданских инстанций, причем ему не нужно принимать во внимание ничего другого, кроме «собственных секретных инструкций, передвижений врага и действий осаждающих»
[359]. Он становится комиссаром, возглавляющим все властные инстанции, чьи компетенции и действия являются тем не менее всего лишь средством, служащим его операции, целиком подчиненной перспективам военной целесообразности и потому далеко выходящей за рамки гражданских компетенций. Передача исполнительной власти является не основанием права, принадлежащего военачальнику в общем и целом, а лишь административно-техническим средством для передачи в его руки властного аппарата. Поэтому ему отходят и судейские полномочия: в отношении всех преступлений, которые он не желает передавать на рассмотрение обычных судов, он может осуществлять police judiciaire (т. е. решать все вопросы уголовного преследования, включая следственный процесс) через посредство военного прево (prévôt militaire). обычные суды заменяются военными (ст. 103).
В те времена не помышляли о том, чтобы ради введения осадного положения приостанавливать действие конституции, хотя статья 92 конституции VIII г. такую временную приостановку предусматривала. Военное судопроизводство, как и прочие полномочия, отходившие военным властям, было средством достижения военных целей и потому частью операции командующего. Согласно статье 92, временное прекращение действия конституции означает, что неконституционное положение вводится в некоей определенной области, чтобы комиссар действия мог принять все меры, необходимые для достижения поставленной перед ним цели. Следовательно, временное прекращение действия конституции создает пространство для этих его действий, устраняет те правовые соображения, конкретный учет которых стал бы препятствием, не сообразным сложившейся ситуации. Но в то время как опала, объявление врагом народа, объявление вне закона, уголовное преследование означают прекращение правового состояния только в отношении самого объекта экзекуции, приведенное выше территориальное определение касается как виновных, так и невиновных. Как и при объявлении военного положения, тут можно действовать без всякой пощады. Именно такой смысл временного прекращения действия конституции по статье 92 вытекает из отданных в то же время распоряжений. До того как в соответствии с уже упомянутым законом от 23 нивоза VIII г. конституция была отменена в некоторых округах, вышло постановление от 7 нивоза VIII г. (28 декабря 1799 г. – Duvergier. XII, 56. Baudouin. II, № 3518), в котором повстанцам была обещана амнистия, но в то же время указывалось, что командующий правительственными войсками может лишить конституционных гарантий те общины, где восстание будет продолжаться, в результате чего они будут квалифицироваться как «враги французского народа». Такая коллективная ответственность содержала в себе правовое затруднение, которого не было, когда вне закона объявлялись отдельные лица. Если в дальнейшем, по закону 23 нивоза, военачальник получает полномочие применять смертную казнь, налагать любые штрафы и наказания и если в то же время вводятся военные суды, то выясняется, что охваченная восстанием область оценивается здесь как театр военных действий, хотя она по-прежнему остается внутренней областью, а населяющие ее жители – гражданами государства. Представление о том, что та или иная область находится вне конституционного законодательства (ст. 55 постановления сената от 16 термидора X г: «когда того требуют обстоятельства, сенат объявляет те или иные департаменты вне конституции» (le Senat… declare, quand les circons-tances 1 exigent, des departements hors de la Constitution)) и потому может рассматриваться в качестве театра военных действий, становится правовым основанием осуществляемой военачальником комиссарской диктатуры. Но несмотря на то, что при осадном положении по военным соображениям тоже возможно вмешательство в сферу гражданских свобод, приостановление действия конституции здесь не считалось необходимым, до тех пор пока больший вес имело представление о том, что осадное положение предназначается для борьбы с внешним врагом. Декрет 1811 г. должен был в связи с этим казаться антиконституционным, ведь он был ориентирован как раз на борьбу с внутренним политическим противником.
