— Кто сожрет? Кого? Я не….
Договорить не успела, сорвалась на дикий крик…. Позже в местных газетах Тирунелвели*1 появится статья о туристках, которые пробрались в тигриный заповедник Калаккад Мундантураи* пьяные и были съедены обитающими там тиграми.
****
Сложил газету вчетверо и сунул в карман. Бросил взгляд на брата и подмигнул ему, тот подъехал к дому и припарковался возле тротуара.
— Когда самолет?
— Сегодня вечером. Уверен, что не хочешь поехать со мной? Как раз к раздаче успеешь!
— Уверен. Мне тут надо дохрена раздать. Тамир поедет.
— Помощь не нужна?
— Тебе самому она нужна! Твоя империя прохудилась.
Ухмыльнулся и толкнул Тархана в плечо.
— Как знаешь.
А он хотел домой. Он дышал этой мыслью о возвращении. Хотел в свой лабиринт, к своим цветам… к памятнику Киары и к Джае…. К деду хотел. К этому старому козлу, по которому соскучился. Но вначале прокрался по коридору к кухне и застыл у двери.
Женщина не может быть прекрасна везде и во всем. Это, бл*дь, преступление. Особенно вот так вот на кухне, с мокрыми руками, наклонившись над раковиной, когда моет посуду. Когда они приедут домой, она снова станет леди с шлейфом слуг, но сейчас… он вдруг в полной мере ощутил, насколько она ЕГО женщина.
Он поймал ее в охапку, схватил сзади за бедра, толкнул вперед к раковине, не здороваясь, ничего не говоря, и жадно трахал пальцами. Пока она сотрясалась от оргазма над нарезанной красной рыбой, вонзился в нее с тихим рыком, кусая за затылок, и двигался со всей дури, насаживая на свой член, пока не разорвало от наслаждения на куски, пока не излился в нее до последней капли.
— Роди мне еще одного сына, Ангаахай!
— Рожу… месяцев через семь рожу, Тамерлан! — выгибаясь, хватаясь мокрыми руками за раковину.
Потом он выдыхал в ее волосы, сжимая ладонями тонкую талию.
— Через семь?
Вдыхая аромат кожи, проводя языком возле уха, еще пьяный, еще не совсем понимает.
— Мы привезли из степи подарок…
Резко развернул к себе и посмотрел в глаза, потом руки жадно к животу прижал.
— Ты…
— Да…да…
Подхватил ее под ягодицы и высоко поднял, так, что теперь она упиралась ему в плечи и смотрела сверху вниз.
— Готова вернуться домой, птичка? Там нас ждут! Домой подарок повезем!
Наклонилась к нему и обхватила его скулы ладонями.
— А ты готов вернуться домой?
— Да. Погуляли, пора и честь знать.
* * *
В доме царила тишина. Как будто после побоища все затаилось и замерло перед тем, как возродиться, как будто каждый куст дрожал от предвкушения. Он шел, придерживая на цепи Лалу, и смотрел, как впереди мечется белая тигрица. Как она беснуется, как прыгает по вольеру, как задирает лапы и бьется в нетерпении. Подошел вплотную и приложил обе ладони — тигрица тут же ткнулась в них холодным носом.
— Моя девочкааа… смотри, кого я привез. Узнаешь ее? Узнаешь свою сестру?
Вначале обе оскалились, ощетинились, зарычали… а потом приблизились друг к другу носами, понюхали, и вдруг Лала рухнула на спину и задрала вверх лапы.
Жаль… третью девочку не нашли. Но он будет искать. Тигриц не так уж много.
Медленным шагом, слегка подволакивая все еще незажившую ногу, шел в сторону лабиринта, мимо кустов с красными розами, по мостику, бросив взгляд на лебедей.
— Папааааа, смотри, смотри… их там пятерооо. Ты видишь?
Он видел. Да, их пятеро. У них чудесные мохнатые малыши, плывут следом за матерью. Одна белая лебедка и два черных самца.
Прошел вперед, по узкой аллее, прямо к высоким кустарникам, не постриженным и разросшимся, разбросавшим свои ветки в разные стороны. Вся аллея усыпана красными лепестками. Идет и замедляет шаг, потому что там, впереди кто-то уже стоит на коленях… и ветер седые волосы развевает, треплет, таскает.
Сам себе не поверил, что видит деда здесь, у подножия памятника Сарнай. Там, куда всегда приходил один. Подошел сзади и застыл — Батыр осторожно в землю закапывал саженцы красных роз.
— Ветер был… сломал несколько кустов… а она их любила, девочка моя. Любила розы… моя маленькая… моя Сарнай… моя девочка. Прости меняяя.
Опустился вниз, на колени вместе с дедом.
— Она давно простила…
— А ты?
Сдавил руку внука, стиснул дрожащими старческими пальцами.
— Ты простил, Тамерлан?
— Дидидиди.
Оба повернули головы — маленький Тамерлан, переваливаясь с ноги на ногу, бежал к деду, растопырив руки.
— Дидидя.
Дед поймал малыша и прижал к себе, крепко зажмурил морщинистые глаза. И Хан понял, что простил. Внутри стало тепло… пропал ледяной холод, который появлялся при взгляде на деда.
— У тебя скоро еще один правнук будет…
Распахнул глаза и посмотрел на внука, усмехнулся тонкими губами.
— И да… я простил тебя, Батыр Дугур-Намаев.
