Засмеялся и вдруг протянул руку.
— Рад узнать тебя, Тамерлан!
Пожал огромную ладонь.
— Рад узнать тебя, Тархан!
— Ну что? Вые**м твою тетушку вместе с ее сестрами? Вернем тебя на трон?
— Цццц, как грязно. Кровосмешение?
— Самое пошлое и самое кровавое.
— Смерть? — приподняв бровь
— Зачем? Так не интересно!
— Деда надо найти.
— Давно нашли и перепрятали.
— А х ты ж шельмаааа!
— Я Дугур-Намаев! — сказал и нагло посмотрел в глаза старшему брату.
— Самый настоящий, гребаный Дугур-Намаев!
* * *
Сын пошел к нему через неделю. Позволил взять себя на руки и укачать. Укачать… Последний раз он укачивал Эрдэнэ. И думал, что больше никогда не прикоснется к ребенку. А сейчас целовал волосы на макушке, вдыхал запах младенца и молока где-то за полной щекой возле розового ушка.
Укладывал в кроватку и еще долго стоял рядом, смотрел, как он спит. Его сын! Тамерлан Второй! Черт подери!
И к ней. Немедленно к ней. Дорваться, добраться до бешено желанного тела, которое сводило с ума двадцать четыре часа в сутки. Казалось, его член находится в стойке смирно с того самого момента, как он открыл глаза. Когда увидел ее, наклонившуюся с младенцем к кроватке, изгиб тела, спины, стройные бедра… а когда застал с сыном у груди, чуть не кончил в штаны. Ничего более эротичного, чем ее полная, налитая молоком грудь с розовым соском во рту малыша, он никогда не видел. И эти белые струи, стекающие по полушарию вниз, оставляющие мокрые пятна у нее на корсаже платья. Сил не было брать, а он брал. Сажал сверху и смотрел, как она скачет на нем, выгибаясь, выставляя эту самую грудь вверх и извиваясь на нем с дикой страстью. Ее волосы отрасли и обрамляли лицо короткими золотыми кудряшками, и ему нравилось впиваться в них пальцами, притягивая ее к себе, чтобы наброситься на ее рот в диком поцелуе.
ЭПИЛОГ
Однажды скорпион уговорил черепаху перевезти его на другой берег реки. Скорпион сидел спокойно всю дорогу, но перед самым берегом все-таки взял и ужалил черепаху. Она возмутилась: — В моей природе помогать другим. Я помогла тебе. Как же ты мог ужалить меня?! — Друг мой, — отвечал скорпион, твоя природа — помогать, а моя — жалить. Так что же, свою природу ты превратишь теперь в добродетель, а мою назовешь подлостью?
(с) Ольга Капралова
Она выбирала долго и тщательно, осматривала, как лошадь, даже за член подержалась. Он ей нравился. Впервые с времен проклятого Хана ей кто-то нравился. Даже влажно стало между ног. Представила, как прикует его кандалами к решетке, как стянет с него одежду и обсмокчет всего губами, оставляя красные следы от помады.
— Могу гарантировать тебе сытую жизнь, много секса и долгожданную свободу.
Конечно, он согласился. Молчаливый, узкоглазый, здоровый, как буйвол. В ее вкусе. Она набьет ему такие же тату, и у нее появится очередной суррогат. Ведь это покупка на несколько месяцев. Пока он ей не надоест, и она не купит другого.
— Сначала побалуешь мамочку, да?
— О дааа.
Плотоядно облизывает губы, и она ведет его на поводке в свою каюту. Нет, больше не было заключенных. Не было рабов. Она покупала воинов и послушные игрушки в постели. Оказывается, это не намного хуже… Всегда можно играть. Ее каюта напоминала тюремную камеру с нарами и клеткой. Она разденется наголо, станет к псу задом и будет орать от удовольствия, пока тот, гремя цепями, нанизывает ее на свой огромный член.
В тот самый момент, когда она раздвинула ляжки и оттопырила ягодицы, в ее шею вонзилась острая игла. Ее обездвижило, и она свалилась на пол мешком. Все видя, чувствуя, и не в силах что-либо сказать или сделать. Потом смотрела, как ее пес смачно трахает организаторшу тура. Но кончил он Албасте на лицо, а потом наклонился и, брезгливо скривившись, сказал.
— Тебе привет от Хана. Твое путешествие только начинается. Мы едем на сафари, детка!
* * *
— Почему так долго? — Зимбага грузила чемодан в машину, сжимая сумочку дрожащими пальцами, — Я вызвала такси сорок минут назад. У меня самолет!
— Простите. Был на другом конце города.
— Я не для того вызываю самое дорогое такси, чтобы ждать часами.
Посмотрела на часы и села на заднее сиденье.
— Поехали, и побыстрее.
Посмотрела в окно и дернулась, увидев девочку с маленьким ребенком у метро с протянутой рукой. Тут же вспомнилась Эрдэнэ и мальчик. Ни черта она ни в чем не виновата. Никаких угрызений совести. Это он виноват. Хан. Он выбрал, как всегда, не ее, свою преданную собаку, свою тень, а шлюху белобрысую, которая ничерта из себя не представляла. Это он — неблагодарный ублюдок, который ничего ей не дал за это время. А ведь она могла предать Албасту, суку мерзкую, и все рассказать, могла для него звезду с неба достать. Но ему не надо было. На этой своей помешался. На дешевке. Всегда думала, ждала, что вот надоест ему… Ничего. Теперь настанет другая жизнь. У нее столько денег, сколько не снилось даже Хану и его проклятому деду!
— Быстрее можно ехать? Зачем этой дорогой? Здесь пробки!
Когда дверь машины распахнулась, она заорала, даже пыталась выбраться из машины, но к ее рту прижали кусок ткани с едким запахом, и она погрузилась в беспамятство.
* * *
Небо было молочного цвета. Раскаленное, страшное, без солнца, без туч, без звезд. Раньше она всегда считала, что страшный цвет — черный. Она ошиблась. Самый страшный цвет — это молочно-белый. Цвет смерти, цвет проклятий, цвет ненависти. Потом…потом они поняли, что это не небо, что это повязка на их глазах.
Они тащили друг друга в разные стороны. Одна пыталась ползти к деревне, а другая — к воде. Третья мычала и тянула в бок.
— Кудаааа? — орала диким голосом Албаста. — Выыыы, суки, я ссказала, идти надо вперед! Тупые куры!
— Она притащит нас к своим, и там с нами расправятся! — хрипит Цэцэг, изо всех сил вытягивая шею, шевеля связанными руками. Их соединили в одно целое. Связали спинами и руками друг к другу и вышвырнули где-то в поле или в степи, или в пустыне.
— Где мои деньги, тварь? Гдеее они?!
Они копошились на земле, дергались в бессильных попытках тянуть друг друга, пока не услыхали злобное рычание и не застыли все трое.
— Что это?
— Кто здесь?
— Заткнулись! Обе!
Она знала, кто здесь… она знала этот рык. Он был ей знаком.
— Зи…Зииииии…. она нам никто. Она чужая, из его семьи. Давай перетянем ее, давай! Она сожрет ее первой! Слышишь, первооой! И пока будет сытая, мы сможем бежать по-очереди!
