Ее как будто не услышали.
— Скорпион был вывезен сегодня рано утром… Никто не знает, куда его увезли. Все камеры уничтожены, охрана, приставленная Цэцэг, убита, твои люди тоже мертвы.
— Чтооо? — она взревела и вскочила с кресла, схватила своими ручонками за воротник мужчины. — Что значит вывезли? Его же охраняли! Он…он мне божился, Змей, что никто… ни одна мошка не проскочит.
— Змей мертв, и это не все…
— Не все?!
— Не все.
— Говори!
— Тобой заинтересовались спецслужбы. Получено несколько запросов. Могут нагрянуть с обыском… И если найдут все твое подпольное царство, полетит немало голов. А это никому не нужно.
— Так быстро? Утром вывезли этого упыря, а днем уже заинтересовались? Ничего. Я со всем разберусь. Как придут, так и уйдут. Я пока не готова убивать своих бойцов.
Ее начало лихорадить от понимания, что она загнана в угол, и Арта знает об этом. Отказаться нельзя — ее уберут.
— Именно так. В ближайшее время здесь не должно остаться ни следа от ринга и от тюрьмы… а от него я советую избавиться как можно быстрее. Пусть найдут его тело и отстанут.
— Не отстанут! Если Скорпион узнал обо мне — не отстанут!
— Пришло время забирать все нажитое и уезжать, Альба…, — мужчина провел пальцами по ее лицу, — начинать сначала в другом месте. Пришло время уходить. Всегда нужно уметь вовремя остановиться. Через неделю тебя убьют на похоронах твоего мужа… а потом родится новая Албаста.
В ярости швырнула бокал в стену.
— Черт! Чеееерт! Я только начала! Я получала от этого удовольствие! Слышишь? Удовольствие! Я должна была казнить…казнить всех Дугур-Намаевых!
— Ты сделаешь это под другой личиной.
Повернулась к мужчине и впилась пальцами в его худые плечи.
— Дай мне время. Не так сразу. Месяц, два… не знаю. Я пока не готова вот так…
— Эта ночь у тебя есть, и пора уходить… я приготовлю для тебя другую жизнь и другую историю.
Погладил ее волосы.
— Я помню тебя совсем маленькой девочкой. Еще тогда я сказал ЕМУ, что в тебе огромный потенциал. Но ты сдаешь свои позиции… у тебя появилась слабость, и она может стоить тебе жизни. Пока что тебя не хотят убирать, и поэтому меня прислали к тебе.
У Арты был хозяин, но кто он… это неизвестно, как и происхождение самого вестника. Но каждый, у кого был тот или иной подпольный бизнес, отдавал дань за то, чтобы существовать.
— Сегодня ночью твои псы устроят бунт. У них около трех десятков мечей и ножей. Сетка на арене подрезана и рухнет под натиском ошалевших бойцов. Как думаешь, кто затеял мятеж?
Она стала белая как полотно и пошатнулась, схватившись за спинку стула.
— Пора уходить, Альба. Это конец. Сделай его эпичным.
* * *
Их убивали у нее на глазах. Она смотрела на казнь с трибуны, где была единственным зрителем. Предатели. Низкие, неблагодарные твари, которых она кормила, поила, снабжала девками и даже золотом, посмели захотеть свободы и ее смерти. Теперь все они сдохнут. Не в бою… нееет, сдохнут, как жалкие псины.
Многие падали на колени, молили ее о пощаде, мочились в штаны, ползали по полу и пищали, как девчонки. Когда со всеми было покончено и арена стала алого цвета, Албаста еще долго смотрела на место своего былого величия.
Ничего. Ей не впервой восставать из пепла. Все они были достойны сдохнуть. И рано или поздно так бы и произошло. Последнее, что видели эти низшие существа — ее лицо.
* * *
Парик принесли ближе к вечеру, и, надев его, Албаста счастливо улыбалась своему отражению. Натерла тело благовониями, подкрасила соски и половые губы, сбрила все волосы. Затем приказала одеть себя во все белое. Она даже использовала линзы и теперь с удовлетворением смотрела на свое отражение. Ему завяжут глаза полупрозрачным платком, и сквозь это марево он примет Албасту за свою шлюшку-жену.
— Кто здесь?
Вскинул голову с завязанными глазами, быстро поворачивая ее из стороны в сторону. Только не выдать себя словами, главное — молчать. Вот он — желанный до боли зверь. Лежит на своей лежанке в кандалах. Он уже знает, что все они мертвы. Потому что за ним не пришли, и потому что он один, кто остался в подземной тюрьме. Все клетки пусты.
Озирается по сторонам. Страшный и величественный одновременно. Руки связаны за спиной, встал на колени и всматривается в полумрак. Албаста ждет, что вот-вот он назовет ее именем своей дряни, но этого не происходит. Он просто стоит на коленях. Не шевелится. Выжидает. Красивый, как тигр, пойманный в западню. Кажется, способен разорвать все железные оковы. С лоснящимся телом, в набедренной повязке. Даже шрамы украшают его и придают мужественной сексуальности. Мысленно Албаста уже сидит на нем сверху, прыгает на нем и орет от удовольствия. Что если наплевать на Арту? И вывезти своего последнего пса с собой? Вместо него оставить похожие останки. Пусть считают мертвым. Один раз это уже прокатило.
Сделала несколько шагов вперед и коснулась подбородка, погладила пальцами, содрогаясь от удовольствия. Впервые она касалась его не для того, чтобы нанести увечья.
Ощутила, как все мышцы на теле Хана напряглись, выступили еще отчетливей под темной кожей. Она и сама опустилась на колени, поглаживая его плечи, его сильные руки, касаясь плоского живота, пока не сдавила ладонью поникший член… вскинула голову и в туже секунду чуть не заорала от ужаса. Чокнутый сукин сын впился зубами прямо в ее голову, и когда она дернулась назад, парик остался у него в зубах, сплюнул и, оскалившись, захохотал. Оскорбительно, громко. Так, что у Албасты затряслось все тело от жуткой ярости, ужаса и ненависти.
— Думала, я тебя не узнаю? Думала, этого спектакля будет достаточно? — подался вперед. — Мне не нужны ее волосы. Я ее по запаху узнаю, по движению, по тому, как наэлектризуется воздух. Мне не нужно ее видеть или чувствовать физически. Чтобы знать, что она рядом… я ее чувствую там, где у тебя дыра, кишащая червями.
— Ублюдооок! — зашипела, вставая на ноги. — Чувствуешь, говоришь? Дааа, ты будешь ее чувствовать. Долго будешь. До самого момента, пока она не сдохнет. Даже это ты почувствуешь.
Поднялась с пола, тяжело дыша, распрямляя волосы, сбившиеся на одну сторону и ощущая, как саднит голова от его зубов. Чокнутый, дрянной сукин сын.
— Я…, Сунгар Ангарак… мать Чимэг Ангарак, казненной тобой, сожженной живьем в кипящем масле. Дочь разоренных родителей и сестра растерзанного брата… Я! Приговариваю тебя и твою суку к смерти!
По мере того, как она говорила, улыбка исчезала с его лица, стиралась с его губ, он выпрямился, с трудом поднялся на ноги. Его глаза все так же завязаны, но Албасте кажется, что даже сквозь повязку он может прожечь ее насквозь своими проклятыми глазами.
— Вначале я хотела тебя и ее сжечь, так же, как ты сжег мою Чимэг… Но нет. Это слишком быстро и просто. Ваша смерть будет страшнее. Она растянется надолго. И когда ты будешь умирать… помни — в моих руках твоя дочь и твой сын. Я превращу их жизнь в ад, а потом отправлю к тебе на тот свет. Дохни и думай об этом.
