К двери пошли, но девчонка вдруг назад побежала и в ноги Батыра упала.
— Бил меня. Душил. Смотрите… вот шрамы от ногтей остались, — и шею показывает, а на ней рубец с лепестком, и снова перед глазами залитое слезами лицо Сарнай и на плече такая же рана «он…он это сделал со мной, папа» — Ничего не надо мне… только внуком признайте, молю! Пусть имя у ребенка будет!
— Откуда я знаю мой ли это внук? Завтра таких с десяток придет, и всех на свою фамилию записывать? Не в своем уме, девка! Уезжай, в деревне живи и позор свой спрячь!
— Вы бесчувственный, бессердечный. Вы же знаете, что это сделал ваш сын! Знаетееее! Бог вас накажет! Будьте вы прокляты!
Когда за ними закрылась дверь, Батыр изо всех сил запустил в стену графин с водой.
* * *
С Солонго Батыр больше так и не увиделся. Он забыл о ней. Был занят поисками Тамерлана и врагами, которых развелось слишком много. Напомнили о ней неожиданно. Спустя пять лет. Поздно ночью звонок раздался на личный номер.
— Сволочь ты….ааааааа….сволочь. Чтоб дом твой сгорел и сам ты на ноги никогда не встал. Умерла она… из-за тебя и пацанов утопила. Слышишь? Утопила внуков твоих, проклятый! Еле живые они! Чтоб ты в муках сдох!
Батыр Дарива к себе вызвал.
— Поезжай. Проверь. Денег на похороны и на лечение дай. И узнай, мои ли это внуки. Если не мои — дом им спали и с Даваа шкуру спусти!
— Понял, мой господин. Все узнаю. Все сделаю.
Впервые тогда Батыр сутки не спал. По комнате своей ходил. Туда-сюда. От стены к стене. Голос мужской, надорванный в ушах звенел, с голосом дочери родной переплетался. Ни одно дело в руки не шло. Отменил все встречи и звонки. Думал. Думал. Лицо этой девчонки представлял. Не похожа на шлюху. Дарив позвонил через три дня.
— Она с собой покончила, в озере утопилась вместе с пятилетними сыновьями. Позорили ее, травили, избивали. Детей из дома вывести не давали, камнями закидывали. Не выдержала она. Рыбак видел и мальчишек успел вытащить, а она… так ко дну и пошла с камнем на шее.
Выдохнул и пальцы в кулак сжал.
«Ты виноват будешь, отец… когда умру, когда до смерти меня забьют, ты виноват… об одном молю — сына моего сохрани, заботься о нем!»… и глаза ее черные, миндалевидные, опухшие от слез.
— Анализ! — рявкнул Батыр.
— Дугур-Намаевы! Оба!
Вылетел первым же рейсом. Ярость закипала в венах на сына. На это отродье. В семье не без урода, и более уродского подонка среди детей Батыра не было. Так он тогда думал, пока Цэцэг власти не захотела. Стерилизовать гада. Насильно. Как только вернется, займется этим.
Подарки купил, сладости всякие, игрушки. Увидел внуков-двойняшек, и сердце забилось быстрее, но своими так и не признал. Не достаточно одной крови быть, чтоб фамилию такую носить. Многое на кон поставлено, и внук есть родной, законнорожденный. Перед отъездом слона им подарил из слоновьего бивня с алмазами вместо глаз и золота Даваа отсыпал.
— Фамилию дать не могу. Денег дал. До совершеннолетия хватит, а дальше пусть сами о себе заботятся. Но если вдруг понадоблюсь… знаешь, где найти.
Даваа молчал. Голову опустил, руки длинные между коленей свесил.
— Им и не нужна твоя проклятая фамилия! Убирайся! И деньги свои забирай! И игрушку эту вонючую!
Отобрал из рук старшего из двойняшек Тархана слона и хотел швырнуть в Батыра, но мальчишка перехватил руку дяди, укусил изо всех сил и, отняв игрушку, бросился с ней прочь. А второй мальчик подошел к Батыру и тихо спросил.
— Ты…наш дед? Да?
— Я ваш дед.
Только никогда и никому этого сказать не сможет.
— Ты уезжаешь? Когда приедешь еще раз?
Присел на корточки, погладил Тамира по курчавой голове.
— Не знаю. Может, увидимся когда-то. Все в жизни бывает.
Следующая их встреча произошла через десять лет. Даваа давно умер от туберкулеза, а до этого спился. Мальчишки выросли на улице в местной банде. Пугали народ, промышляли мелким воровством, пока Тархан не обворовал женщину, владеющую подпольным игорным бизнесом и промышляющую другими темными делишками. Жену одного из известных, влиятельных политиков. Украл именное ожерелье и распродал по частям. Пацану могли выпустить кишки…
Батыру принесли маленького слона в картонной коробке. Он долго рассматривал потертую игрушку, с выковыренными глазами и сломаной ногой.
— Где взял? — спросил у курьера.
— С вами хотят встретиться…
— Сначала хочу знать, что тот, кто передал слона, жив.
Перевел взгляд на дисплей смартфона и с совершенно равнодушным видом смотрел, как избивают пятнадцатилетнего подростка, а потом он валяется весь в крови на каком-то грязном матрасе.
— Скажи, что встреча состоится сегодня в десять вечера. Где? Я сообщу позже. Позвоните моему секретарю.
Курьер склонился в поклоне и попятился назад.
* * *
Через два месяца Тамерлан женился на Чимэг… а Тархан вернулся домой к брату. Сделка состоялась.
Глава 16
Мы солдаты и сражаемся с открытым лицом. Отвечать подлостью и интригами на интриги и подлость — становиться тем, кого презираешь. Так вот… Они зае…утся делать нас похожими на себя! И нет ничего важнее в этой ситуации, чем не превратиться в подобие своего подлого врага
(с) Андрей Кочергин
— Это не бой, а бойня. Хочешь загубить свою псарню, Албаста?
Пожала плечами. Да, бойня. Она специально ее затеяла. Давно пора избавиться от старых бойцов, у которых слишком много привилегий. Надо заводить новых. Не таких наглых, не таких обозленных. Более перепуганных, сломанных. Они будут готовы ради нее на что угодно. Новички всегда лучше дерутся, они горячи, эмоциональны и жаждут выслужиться.
Через три дня ей привезут десятерых с разных уголков мира. Отборные, сильные твари, которых ждала смертная казнь или вечное заточение, будут зарабатывать для нее миллионы. Она лично выбирала их. Отслеживала по параметрам, цвету волос, глаз, размерам члена. Да, это тоже имело значение. Их ведь можно продавать подороже после боев. Чем толще и длиннее пенис пса, тем дороже он стоит и тем больше денег принесет своей хозяйке.
— Какая разница. Как это не назови, а драться придется все равно.
— Хочешь всех слить, Албаста? Нужно место для нового мяса?
Умный подонок, хитрый и опасный. Она всегда его опасалась. Несмотря на железные оковы, несмотря на намордник. Ей казалось, что он видит ее насквозь. И сейчас это не тот случай, когда ей хотелось, чтобы ее мысли прочли. Мясо не должно знать, что будет сожрано. Слишком это чревато. Чтоб не взбунтовалось.
