— Какие ящики? Не знаю ничего! Туда идем, где этих выкидывают… Так дядька велел.
— Выкидывают кого?
— Вы ж хотели… там, где тех мертвых нашли.
Я кивнула, а потом руку под шапку сунула, сережку из уха вытащила и мальчишке дала.
— На… возьми и расскажи мне, кого там выбрасывают? Их из той тюрьмы привозят?
— Не знаю никакую тюрьму. — отвернулся и сережку на солнце внимательно рассмотрел.
— Кто их выкидывает? Откуда? Ты ведь знаешь, да? Видел кого-то? Скажи?
Я схватила его за плечи и сильно тряхнула.
— Скажи мне. Может, мужчину видел. С татуировкой тигра… такой огромный, нос сломан.
— Может, и видел. Сережку вторую дашь — скажу!
— Ты! Совсем охренел, мелкий? — Дарив сцапал пацана и тряхнул так, что тот дернулся всем телом.
— Отпусти…отпусти. Я дам ему сережку, только пусть скажет.
— Сначала пусть скажет, а потом сережку получит! Говори! Давай!
Мальчишка сначала на меня посмотрел, потом на Дарива.
— Возят они… эти лысые, которые приходили… около года назад притащили двоих. Один с тигром на плече и глаза страшные, злые, и волосы длинные на лицо все время падали.
— Куда притащили?
— Туда… к коробкам…
— Каким коробкам?
— Там провинившиеся… смертники. Их потом выбрасывают в степь.
— Какие провинившиеся? Перед кем?
— Перед ведьмой этой… Албастой. Их в коробках держат, пока не умрут, и того с тигром на руке тоже туда повезли.
Я всхлипнула и схватилась за горло.
— Я часто там хожу, смотрю… иногда вещи их выкидывают. Я собираю. Видел, как его в один из ящиков закрыли.
— О божеее, — я с трудом могла сделать вдох, — отведи нас туда, к ящикам!
— Не могу… мне нельзя. Только к чертополоху. А туда нет… того места не существует. Ясно?
— Как это не существует?
— Вот так… нет его. Люди придумали.
— Как нет? Ты же сказал… сказал только что, что есть!
— Наврал я. Сережку хотел. И вообще, сами туда идите.
Мальчишка вырвался из рук Дарива и быстро побежал в сторону деревни.
— Твою ж! Стой! Стой, паршивец!
Выхватил пистолет, но я схватила его за руку, заставив ее опустить.
— Ты что?! Это же ребенок!
— Это проныра и обманщик! Он выманил у вас сережки и удрал. Может, и нет никаких ящиков! Сказал то, что слышать хотели. Надо вернуться в деревню и надрать ему зад!
— Нет времени на это! Нет! Если…если Хан там… в этих жутких коробках…
— Он выдумал эти коробки! Выдумал! А вы поверили!
— Давай пойдем туда и проверим. Он же сказал, что за чертополохом…
— Мы сами не найдем. Без проводника.
— Найдем! Если это чертовое место есть — мы его найдем. Не хочешь — не иди! Я сама пойду! Я чувствую, что мы близко. Слышишь? Вот здесь чувствую! — ударила себя по груди… заболело там. Сжалось все.
— Просто вам очень хочется сверить!
— Мне не хочется… Я ВЕРЮ!
— Надо поворачивать назад. Мы здесь ничего не найдем. Мальчишка солгал.
От отчаяния мне хотелось закричать. Завопить на всю эту степь, в которой от жары хотелось сдохнуть. Да и вообще безумно хотелось сдохнуть, чтобы не разочаровываться.
— Нет. Мы еще не дошли до чертополоха.
— Здесь вся степь в чертополохах, — криво усмехнулся и остановился, — вон там, видите? Катится, как шар — это и есть чертополох.
— Думаешь, я идиотка и не знаю, что такое чертополох? Но мальчишка имел в виду нечто другое. А вообще, — я чувствовала, как злость вскипает внутри, как обжигает мне внутренности, — ты можешь разворачиваться и идти обратно. Давай, беги на самолет, да пошустрей. Расскажи Батыру, как внука его искать не хотел, а я как-нибудь сама. Не пропаду. Спасибо, научил.
Выдернула из-за пояса пистолет и передернула затвором, и пошла вперед, не оглядываясь на него, пытаясь сдержать слезы, пытаясь не дать себе развернуться и…и бросить все, уехать домой.
Вдалеке клубится пыль, она плавится в раскаленном воздухе, становится похожа на пожелтевшее стекло. И я иду не оборачиваясь туда, где стекло сливается с горизонтом, и мне кажется — там вдалеке что-то есть, или это мое больное воображение рисует мне миражи.
И гладь раскинулась впереди и сзади огромная, как океан. Ровная, прямая, плоская. Стою на ней, как на тарелке. Все вижу и в то же время ничего. Вверху небо чистое, лазурное, пронизанное лучами солнца, а внизу земля и пожухлая трава, колючки и проезженная, протоптанная людьми и лошадьми широкая дорога. Где-то есть вода, до меня доносится запах озона и камыша. И… навоза. Я хорошо его запомнила. Мы с мамой Светой летом на маленькую дачу ездили. Там она выращивала помидоры, огурцы… Помню, как не хотела ехать, как придумывала любую причину, чтобы дома остаться. А сейчас я бы отдала все на свете, чтобы хотя бы на пару минут с ней вместе оказаться в ее огородике, стоя на коленях и прорывая траву.
Может, зря я здесь? Может, надо разворачиваться и дальше жить, как дед сказал? Ради сына, ради Эрдэнэ. Но тогда меня не станет. Это буду уже не я. Без моего мужчины. Без их отца. Без моего Хана.
Остановилась… замерла, всмотрелась в горизонт — не иначе, как там что-то есть. Словно стена, то ли насыпь, то ли строение какое-то. Если зрение мне не изменяет, я даже вижу вышку.
Ускорила шаг, на ходу отпивая воду из пластиковой бутылки и вытирая рот рукавом рубахи.
Чем ближе я подходила, тем отчетливей различала две фуры, стоящие задом друг к другу, образуя своеобразную стену. А по обе стороны от машин тянется насыпь из чертополоха, сцепленного, сбитого то ли ветром, то ли человеком в живую изгородь.
Когда вплотную почти подошла к машинам, раздался крик откуда-то сверху.
— Стоять! Кто такой? Чего рыщешь здесь? А ну давай! Вали отсюда, пока башку не прострелили!
Кричит кто-то сверху, с вышки. У него винтовка за спиной. Я отчетливо вижу ее силуэт на фоне светло-синего неба.
— Эй! Мне спросить надо…
— Вон пошел! Спрашивать он удумал!
Я сделала один шаг, и возле моих сандалий взметнулась земля, просвистело что-то, впиваясь в нее и выбивая фонтанчики пыльной грязи прямо мне на ноги. В ту же секунду меня свалили на землю и заставили уткнуться в нее лицом.
— Оружие опусти! Привет тебе от Скорпиона! Ищет кое-кого! Готов заплатить!
Голос Дарива вынудил меня сначала вздрогнуть, а потом и выдохнуть с облегчением.
— Алх! Не стреляй! Это заказчики!
