— Она никакая ему не жена. Это несерьезно. Я старшая дочь Батыра и я поеду на опознание, а ты иди к себе в комнату. С тобой мы потом поговорим.
Я медленно повернула голову к Цэцэг.
— Ты не будешь мне указывать.
— Еще как буду. Шлюшка! Думаешь мы не знаем зачем ты ездила в город. Думаешь не знаем, что ты трахалась с охранником?! Скоро все об этом узнают!
— Ты не в своем уме? Что ты несешь?
Я смотрела на перекошенное лицо Цэцэг.
— Это ты убирайся к себе в комнату. Я жена Тамерлана и поеду в этот морг и докажу, что там не мой муж.
— Никуда ты не поедешь!
— Кто мне запретит? — сдерживая слезы, стараясь не упасть от напряжения и от ощущения нереальности происходящего.
— Я!
Цэцэг шагнула ко мне, но между нами, как из-под земли вырос Давир.
— Уйди с дороги, несчастный. Уйди и молись, чтоб тебя оставили на работе.
— Мне может приказывать только хозяйка этого дома — Ангаахай! Так велел мой господин.
— Твой господин вот-вот умрет. И я стану твоей госпожой.
Полицейский в растерянности смотрел на нас обеих.
— Кто сможет поехать с нами?
— Я поеду. Давир, отвези меня, пожалуйста. Мы убедимся, что там не Тамерлан и поедем домой.
— Я поеду с вами! — заявила Цэцэг.
— На другой машине! — возразила я и та снова шагнула ко мне, замахнулась, но Давир стоял между нами, как скала и перехватил ее руку.
— Я попрошу вас не делать этого. У меня есть приказ уничтожить каждого, кто навредит Ангаахай. А я никогда не нарушаю приказы.
— Духу твоего здесь не будет после опознания и после оглашения завещания! — прошипела в лицо Давира и с ненавистью посмотрела на меня, — и твоего тоже!
Боже! Какое завещание, о чем она? Я дышать не могу, я на ногах еле стою, а она о завещании. Не хочу думать об этом…не могу думать. Так не должно быть…не должно! Тамерлан жив. Иначе мое сердце бы остановилось. Я знаю. Оно начало ба биться иначе.
В морге стоял тошнотворный запах. От него сводило легкие и на плечи начинал давить свинец, словно пригибая к земле, словно заставляя сгорбиться и склониться вперед. Еще немного и я упаду. Еще немного и не выдержу этого напряжения. Ведь там не может быть Тамерлан. Не может!
Мы зашли в сильно освещенную комнату. На столе лежало тело, накрытое белой простыней. Лампы под потолком отвратительно зудели и мне кажется это зудение отдавалось болью во всем теле. Я не знаю, что я здесь делаю. Мне снится кошмар, и он скоро закончится. Я проснусь. Должна проснуться.
— Он сильно обгорел. Я покажу уцелевшие места. Есть фрагменты татуировок.
Я подошла к столу. Каменная. Вся одеревеневшая и ледяная. Рука мужчины в белом халате откинула простыню, и он указала пальцем в перчатке на уцелевший участок кожи возле плеча.
— Вы узнаете эту татуировку?
Дышать…я хочу дышать и не могу. Меня шатает, и я вот-вот упаду. Склонилась вниз, рассматривая линии, рассматривая завитки и представляя, как эта сильная рука сжимает меня за талию, обнимает за плечи, и мы смотрим вместе в зеркало. Кажется, линии выглядят по-другому. Очень похожи, но не его. Не его!
— Нет! Это не его татуировка! — проговорила еле слышно, качая головой, — это не он! Нет! Не он!
Я ведь точно помню. Она похожа, но она не его! Не его! Я кричала то ли вслух, то ли про себя. Постоянно повторяя одно и тоже и глядя застывшим взглядом на цепочку, на расплавленную цепочку, спаянную с телом. Это принадлежало Хану…Но цепочку можно снять и надеть.
— А здесь на бедре цветок лотоса. Видите? У вашего мужа был точно такой же. Вы узнаете?
Я видела, но признавать отказывалась. Цветок казался мне меньше, казался более расплывчатым и не таким. Меня тошнило и выворачивало наизнанку. Я боялась, что исторгну содержимое желудка прямо здесь.
— Такой мог быть у кого угодно.
— Это татуировка вашего мужа. Мы провели анализ днк и он совпадает понимаете?
— Нет! Я вам говорю нет! Его цветок был больше! Не пытайтесь меня убедить! Это не мой муж! Я бы узнала его по запаху! Понимаете?
- Успокойтесь, я вас прошу. Давайте я принесу вам воды.
— Не надо никакой воды! Это не Тамерлан! Не Тамерлан! Ясно? Я бы почувствовалаааа! Как вы не понимаете того? Я не стану ничего подписывать! Это не он!
— Уведите ее! — полицейский обратился к Давиру и тот, приобняв меня за плечи, повел в коридор, а я вырывалась и кричала.
— Это не он! Не он! Не он!
— Она боится, что ее не указали в завещании, поэтому не хочет признавать очевидного, — услыхала я голос Цэцэг спустя несколько минут. Ее завели на опознание сразу после меня и сейчас она выходила из страшной комнаты.
— Да, это мой племянник. Не может быть никаких сомнений. Конечно я подпишу все бумаги.
— Но ваша невестка…
— Она мне невестка. Она досадное недоразумение. И она не в себе. Я позабочусь, чтобы вас отблагодарили за ваше искреннее участие и помощь.
Она прошла мимо меня, высокомерно глядя сверху вниз, а я из-за слез почти не видела ее лицо, но могла поклясться, что она улыбнулась. Меня согнуло пополам, и я заскулила, кусая губы. Не в силах сдерживать сумасшедшую боль во всем теле.
— Давайте я отвезу вас домой. Вам нужно отдохнуть.
Только не домой. Я свихнусь в этих черных стенах.
— А…твой господин? Отвези меня к нему. Отвези меня к Батыру.
— Хорошо. Но вначале попейте воды, вы очень бледная и еле на ногах стоите.
Это ложь. Это не Тамерлан. Я ведь узнала бы. Я не могу ошибаться. Они лгут. Цэцэг лжет. Как я скажу Эрдэнэ…как? Нет, я скажу ей правду. Скажу, что это не ее отец. Она должна знать…должна.
— Поехали к Батыру. Мне уже лучше.
Давир отвел меня обратно в машину. И я в какой-то дикой надежде ехала в больницу. Мне казалось, что старик должен знать, что Хан жив. Он придет в себя и расскажет. Надо искать в других больницах, надо что-то делать. Может его похитили, может…О боже, я сейчас с ума сойду!
Поднималась в лифте в отделение, где лежал Батыр и надеялась на чудо, но чуда не произошло. Старик, весь в проводах, лежало на кровати с плотно закрытыми глазами. На лице ссадины и порезы. Я бросилась к постели.
— Батыр! Очнитесь! Прошу вас! Очнитесь! Это я! Это Ангаахай! Пожалуйстааа! Ваш внук здоров, слышите? Это мальчик! Они…они говорят, что Хан умер. Это ведь ложь, да?
Я плакала и цеплялась за руку деда, трясла ее, пока в палату не вбежала медсестра с санитаром и не оттащили меня от постели. А я кричала и билась, молила деда очнуться.
Они отвели меня в процедурную и укололи успокоительное.
