— Ты сейчас же вернешься в спальню и угождать мне будешь стоя на коленях с открытым ртом.
— Нет! — тяжело дыша и пытаясь вырваться из его хватки.
— Что ты сказала?
— Я сказала НЕТ! Могу повторить по-монгольски! Пусть она стоит перед тобой на коленях с открытым ртом. Ты же провел с ней целый день, иди дальше развлекайся!
— Ты кто такая, чтоб мне указывать, что делать? Ты забыла свое место?
— Не забыла. Но там место для одного. Или для меня, или для нее.
— Это ультиматум? Ты что, блядь, о себе возомнила?
Рука сдавила волосы на затылке и силой толкнула меня вперед, так что я чуть не упала лицом в землю.
— А ну поползла в спальню, я сказал! На четвереньках!
— НЕТ!
— ДА! Иначе погоню кнутом, как скотину!
— Погони!
Скривив рот, начал расстегивать ремень, вытянул из-за пояса и изо всех сил замахнулся, свист прозвучал у самого уха, но я даже не шелохнулась. Пусть бьет. Больнее уже быть не может. Я пережила с ним все что можно пережить и страха во мне не осталось.
— Я не буду ползать, не буду пресмыкаться и бояться. Хочешь — убей меня и тогда снова станешь вдовцом. Но в этом доме останусь либо я, либо она.
Схватила его руку с ремнем и сжала запястье.
— Хоть насмерть забей. Не поползу и в постель твою не вернусь! Пока она здесь!
— Я тебя вы***бу и спрашивать не буду!
— Делай что хочешь! Твое право. Но…перед тем, как снова жениться станешь вдовцом.
— Что?
Он переспрашивал и тряс головой, как будто ему слышится то, что я говорю.
— То, что слышишь! Клянусь!
Тряхнул за волосы такой силой, что у меня покатились слезы из глаз от боли и обиды.
— Я…люблю тебя, Тамерлан. Люблю сильно, безумно…но я никогда не стану делить тебя еще с кем-то. Это смерть для меня. Лучше умереть! И я … я умру.
Пальцы медленно разжались, а я продолжала смотреть ему в глаза, смотреть на стиснутые до хруста челюсти и перекривленное злостью лицо. Он так же тяжело дышит, как и я.
— Ну и подыхай! Если не выйдешь в столовую ни крошки не получишь!
Отшвырнул меня от себя изо всех сил.
— Твой выбор!
— И твой, — прошептала едва слышно, но он точно услыхал. Я видела, как Хан идет в сторону дома и бьет себя по ноге, свернутым петлей ремнем. Вернулась в дом, упала на колени и зарыдала, а Эрдэнэ прижимала меня к себе и баюкала, как маленькую. Целовала мои волосы.
— Не плачь, Верочка…не плачь. Все хорошо будет. Вот увидишь. Я тебя люблю.
— И я тебя люблю.
***
Я провела в доме Эрдэнэ около недели. За эту неделю меня шатало от голода, я еле стояла на ногах. Это была самая настоящая война насмерть. Хан запретил давать мне есть в пристройке. Либо я выйду ко всем, либо останусь голодная. Эрдэнэ забирали на кухню. Она, конечно, умудрялась стащить для меня фрукты или конфеты. И я жадно поедала их, чувствуя, что скоро не выдержу и сдамся. Тошнота стала невыносимой, особенно по утрам. Мой желудок не выдерживал голодовку, а организм сдавал от слабости. Я шаталась и держалась за стены, мне казалось, что я постоянно нахожусь в предобморочном состоянии и в груди начало болеть. Как будто два синяка под кожей, как будто мою грудь намяли и давили тисками. Наверное, я и в самом деле умираю. Это симптомы какой-то болезни. И пусть. Лучше так, чем сходить с ума каждый день и каждую секунду.
— Я не могу на тебя смотреть…Я пойду к папе. Я поговорю с ним. Так нельзя.
— Не надо. Не ходи.
— Ты должна выйти к обеду!
— Не выйду! Я не голодная!
— Голодная! Тебя от голода шатает! Я боюсь, что ты умрешь! Ты почти не встаешь с постели! Верааа, пожалуйста, не надо его злить. Он же упрямый. Давай я скажу, как тебе плохо.
— Я просто приболела. И мне скоро станет хорошо. Вот увидишь.
— Тебя тошнит, и ты рвешь по утрам. Я все слышу и мне страшно.
Эрдэнэ прижималась ко мне, умоляла и гладила по волосам. И я была уже почти готова сдаться.
***
Тем утром шел дождь, он хлестал по окнам, шумел раскатами грома. Меня разбудила Эрдэнэ. Она трясла меня за плечо.
— Просыпайся, Вера, просыпайся! Они уезжают! Слышишь? Уезжаююют!
— Кто?
— Унура с отцом своим. Посмотри сама.
Я, превозмогая тошноту и слабость, подошла к окну и отодвинула шторку.
Молодая монголка как раз садилась в машину, она выглядела расстроенной, и Хан захлопнул за ней дверцу, потом резко повернул голову в сторону пристройки и посмотрел на меня исподлобья…. А мое сердце не просто забилось оно взорвалось диким триумфом, сумасшедшим восторгом и я чуть не закричала. Пошатнулась и сползла на пол.
— Тебе плохо?
Закричала Эрдэнэ, быстро подъезжая ко мне на коляске.
— Нет. Я сейчас встану и выйду к завтраку. Я ужасно хочу есть.
Девочка изо всех сил обняла меня.
— Я же говорила, что все будет хорошо. Папа любит тебя! И выберет тебя!
А мне не верилось, что я победила. Мне казалось, что они сейчас вернутся или я сплю. Да и кто сказал, что это означает, что женитьбы не будет. Они просто уехали и…
Глава 12
Тебе холодно, потому что ты одинока: ничто не питает скрытый в тебе огонь. Ты больна, потому что лучшие из чувств, дарованных человеку, самое высокое и самое сладостное бежит тебя. Ты глупа, потому что, как ни велики твои страдания, ты не призываешь его к себе и не делаешь ни шагу к нему навстречу.
Шарлотта Бронте, "Джейн Эйр"
Я не пошла к завтраку…Что-то меня остановило. Я понимала, что этот триумф мне дорого обойдется. И тошнота она стихла ненадолго, но ее отголоски горчили во рту. И я боялась выглядеть больной и немощной, почти сдавшейся. Боялась, что он поймет, как сильно мне было плохо все эти дни и как я боялась его потерять. Боялась, что променяет меня на другую. Ревность страшное чувство, самое страшное из всех, что может испытывать человек — оно выворачивает душу и вытаскивает на свет самые черные эмоции, отравляющие тебя изнутри.
Представляла, как Хан сидел во главе стола и так привычно с аппетитом поглощал содержимое тарелки, разговаривал с гостями, улыбался этой девушке, пока я голодала, пока он запрещал приносить мне есть в пристройку сам …сам наслаждался обществом этой…и кто знает почему они уехали. Возможно это не из-за меня. Нет, война не окончена. Она только началась. И победа мне лишь привиделась. Это было бы слишком просто.
Через час в пристройку зашла Зимбага. Она выглядела обеспокоенной, какой-то сжатой и нервной. Никогда раньше я ее такой не видела. С порога набросилась на меня.