Шагнул решительно в залу и Ангаахай резко замерла, обернувшись к нему. Момент, когда он окаменел, считывая эмоции на ее лице, ожидая привычную ненависть, ужас, неприязнь… но вместо них она вдруг улыбнулась и пошла к нему навстречу, а потом вскинула свои руки-крылья и обняла его за шею, уткнулась лбом ему в подбородок, привстав на носочки.
— Как долго тебя не было, — и склонив голову ему на плечо тихо добавила, — я скучала.
Растерянно сомкнул одну ладонь на ее талии, а второй накрыл золотистую голову и закатил глаза от удовольствия. Он тоже скучал. Да… именно так это называется. Он по ней скучал. Она перестала быть никем….
Глава 21
— Скучала?
Повторил за ней и жадно привлек к себе, сжимая ладонями тонкую талию, чувствуя, как загорается, как воспламеняется его кожа, как наливается член. Кивает и продолжает улыбаться. Если лжет …если она лжет он ведь способен оторвать ее золотистую головку голыми руками.
— Я иду в ванну. Жди меня голая. Покажешь, как скучала. — так привычней. Швырнуть на постель, отыметь и уснуть. Избавиться от сумасшествия. Ведь раньше так и было.
Поднялся наверх в спальню, включил свет и открутил кран с водой на полную мощность. Пиликнул сотовый и он бросил взгляд на дисплей — названивает импресарио, и он знает зачем. Хану бросил вызов чернокожий Мухаммад ибн Сади Аль Разаян. Ставки столь высоки, что от мельтешащих нулей рябит в глазах. Но ему было плевать на ставки. Ходили слухи, что Муха может завалить Хана с одного удара. Что он готовился к этому бою десятки лет. Тучная рожа Разаяна, заснятая на любительское видео кривлялась и показывала язык, он растягивал свои глаза до висков и изображал рыдания. Насрать на макаку. Его и не так доставали. Где они, а где сам Хан.
Тамерлан не отреагировал на вызов и собирался через несколько дней драться с китайцем. Три заказных боя, которые он должен был выиграть, запланированные заранее, проплаченные с менее высокими ставками, но выбранные им самим. Он уже давно сам «заказывал музыку». Но перед глазами скачет морда Мухи и эти узкие глаза. Сука намеренно дразнит его, распаляет.
Потянул руку к вороту рубашки и увидел, как повернулась ручка двери, напрягся. Ангааахай зашла в ванную комнату. Щеки чуть разрумянились, глаза блестят. От удивления Хан застыл на месте, а она подошла к нему и взялась за ворот его рубашки.
— Можно я?
Он опустил руки, чувствуя, как пересыхает в горле и гулко колотится сердце. Она пришла к нему? Сама? Медленно расстегивает пуговицы его рубашки, а он смотрит за ней из-под полуопущенных век и чувствует, как по телу проходят волны невероятной дрожи. Сняла с него рубашку, и та соскользнула на пол. Обошла его и остановилась сзади, а он чувствует, как становится трудно дышать. Горячие женские ладони прошлись по его спине, вниз. Она повторила пальчиками линии его шрамов.
— Их так много…, - словно разговаривает сама с собой, а у него глаза закрываются от дикого удовольствия. Снова оказалась перед ним и теперь ее ладони прошлись по его груди, изучая, поглаживая, заставляя его стать каменным от напряжения.
Потянулась вперед и коснулась губами его шрама, а ему показалось, что он сейчас кончит настолько сильно налились яйца и защекотало головку члена. Ни слова не говорит. Его трясет всего. Никто и никогда к нему вот так не прикасался, не ласкал и не целовал.
Нет его слюнявили губами, лизали похотливо языками… но его никогда с придыханием не целовали, едва касаясь мягким ртом, обжигая боязливым дыханием. Дернула ремень на штанах, расстегнула их сама, стянув вниз вместе с трусами. А он так и стоит перед ней голый, с расставленными ногами, со вздыбленным членом с которого выступает каплями смазка и понимает, что как только она его коснется его разорвет на хер.
И когда маленькие пальчики касаются живота, паха, опускаясь к яйцам он тихо стонет, закрывая глаза, стискивая челюсти. Давая ей себя изучать и зверея от этого контроля, под которым он держит себя и чуть ли не воет от этой боли желания. Но он готов терпеть, чтобы не спугнуть.
Проводит ладошкой по стволу члена, мягко обхватывая, и Хан в голос стонет, запрокинув голову, приоткрыв рот, хватая воздух и стискивая руки в кулаки. Мучительно долго ее ладошки исследуют его плоть, трогают складки, проводят коготками по вздувшимся венам, сжимают мошонку. Пока она вдруг не прижимается к нему всем телом и не просит его очень тихо.
— Сделай мне хорошо… сейчас… Я очень хочу тебя.
Пиз***ц. Его накрыло. С головой. Так сильно, что казалось ошпарило все тело. Приподнял девчонку за талию и усадил на шкафчик для полотенец. Смотрит ей в глаза, содрогаясь всем телом, истекая потом и видит, как напряженно она ждет. Тело просвечивает под платьем, и он замечает тонкую полоску белых трусиков.
Хану понравилось то, что она делала с ним и он хотел сделать это с ней. Хотел, чтоб она кричала для него. Он покусывал ее тело, посасывал камушки сосков через тонкую ткань и стонал вместе с ней, опускаясь вниз к ее животу, раздвигая ноги в стороны, стянув с нее трусики и шумно выдохнув, увидев блестящие складки плоти так близко. Провел по ним смуглым пальцем, раскрывая ее, жадно осматривая эту нежность. И его тянет попробовать на вкус перламутровый блеск, обвести языком эти аккуратные губки и розовую сердцевину. И едва коснувшись ее там дернулся от удовольствия. Вкусно… мать ее, она везде …чистая. Нет ощущения грязи. Есть только невыносимая тяга. С утробным рычанием потянул в себя напряженный клитор, чувствуя, как колотит от ощущения этой остро-сладкой влаги в раскаленной пасти, сжав ладонью собственные яйца, чтобы не спустить опять в никуда. Чтобы потом в нее. Язык мечется на нежных складках, на твердом узелке клитора, вспоминая как ей нравилось больше, когда он делал это пальцами, а она мечется под ним, выгибается, стонет, впивается в его волосы.
— Хорошо… мне хорошо… хорошо… пожалуйста… даааа….
Пока не срывается в крик. Так сладостно, жалобно, так надрывно. Стиснув его голову коленями. И Хана трясет вместе с ней, но он терпит, весь взмокший от пота, мечтающий излиться глубоко в ней. И жадно вылизывает с рычанием всю влажность, поддевая пульсирующий бугорок, трепая ртом ее нижние губы, дразня кончиком языка сочащуюся дырочку.
Отстранился, чтобы смотреть на разбухшую, заласканную ярко-красную плоть. И ощутил, как возбуждение превратилось в невыносимую агонию. Приподнял Ангаахай за бедра и упираясь ладонями в кафель рывком вошел в нее. Такую мокрую. Скользкую, все еще сокращающуюся от оргазма, с запрокинутой головой и закатившимися глазами. Набросился на ее губы, отдавая ей ее вкус. Впервые испивший женщину, сожравший все ее соки и ошалевший от этого. Взвыл, когда ощутил, как сжала его изнутри. Начал медленно толкаться вглубь, скрипя зубами, но она потянула Хана к себе и тихим голосом попросила:
— Сильнее.
И он сорвался. Вбивался, вдирался в ее плоть безжалостно быстро, набирая скорость под ее крики… на мгновения останавливаясь, чтобы понять не причиняет ли ей боль… и видя, как она выгибается, как извивается, и сама насаживается на него, с воплем входить еще глубже, по самые яйца. Все быстрее. Перехватил за талию обеими руками и начал насаживать на член, толкаясь навстречу, ощущая, как поджимаются яйца, как скручивает желудок от потребности кончить и как ослепляет оргазмом выпрыскиваясь в нее сильной струей.
