Когда поравнялась с окном малышка оживилась. Нет, не улыбнулась, а просто появился блеск в глазах и чуть приподнялись брови. Сидит в своем кресле. Похожа на фарфоровую куклу красивую и невесомую. Я улыбнулась и постучала в стекло.
— Привет.
В ответ ни слова. Смотрит и не двигается. Даже не моргает. Это даже пугало. Очень странное поведение для ребенка. Но не мне судить о ее поведении. Я даже представить себе не могла в каком аду живет эта девочка каждый день.
— Давай покормим вместе лебедя.
Она повернула голову и куда-то посмотрела — я и сама заметила охранника с рацией. Ходит туда-сюда вдоль забора. Значит ей таки не разрешается выходить. За ней следят. Я несколько секунд смотрела ей в глаза, а потом направилась прямиком к охраннику. Я еще не была знакома ни с кем из них и мне от чего-то казалось, что все они родные братья, невероятно похожие между собой и одинаково одетые. И я собиралась кое-что сотворить… искренне надеясь что мне это сойдет с рук, особенно когда хозяина нет дома.
— Эй! Вы!
Охранник обернулся и выключил рацию.
— С той стороны кто-то перелез через забор. Я видела из окна.
Он внимательно посмотрел на меня, как будто не понимая что я говорю.
— Что вы стоите? К вам сюда воры влезли. Там! — и показала рукой на противоположную сторону дома. — Трое! В черной одежде!
Глаза монгола округлились он тут же что-то закричал в рацию и убежал в том направлении, что я указала. А я вернулась к дому и дернула на себя дверь. И тут же чуть не подпрыгнула от неожиданности — девочка уже меня ждала за ней, сложив руки на коленях и выпрямив спину. ее ровные волосы свисали ниже плеч и челка обрамляла треугольное личико.
— Никто не узнает, что ты вышла.
— Нянька узнает… но она сейчас спит, а потом я запугаю ее и она никому ничего не скажет.
Опять меня поразило то, что она сказала. Не уговорит, е подкупит… а запугает. Не похоже на ребенка. Как будто в маленьком тельце сидит взрослая женщина и эта женщина знает, как закрывать людям рты и убивать птиц.
— Идем, пока тот идиот не вернулся. Отвези меня.
Я взялась за коляску сзади и повезла ее в сторону озера, подвезла к самой кромке воды и дала ей хлеб. Девочка швырнула кусочек в воду, но лебедь не торопился выйти из укрытия.
— А ты смелая. Не боишься, что он расскажет отцу, что ты наврала?
— Нет. Не боюсь.
Повернулась ко мне и посмотрела мне в глаза. Пронзительныий взгляд, ощупывающиий саму душу. Совсем не детскиий.
— Он называет тебя Ангаахаий? Придумал тебе имя. Значит ты здесь надолго.
Повернулась и бросила еще кусок хлеба. Она делала это резко и сильно. Лебедь явно боялся и не выходил.
— Меня зовут Вера.
— Какая разница, — пожала плечами и уже зло швырнула хлеб в воду. — Даже эта птица знает, что я уродливая тварь. Увези меня отсюда и уходи! Зря я к тебе вышла!
Я повернулась к девочке и увидела, как сошлись брови на переносице и в глазах отразилась боль. Она пытается сдержать эмоции и не умеет. Подошла к ней ближе и присела на корточки. Вложила в ее руку хлеб.
— Бросай маленьким крошками и осторожно. Вот сюда. У самого берега. Он выйдет. Для доверия надо время.
Взяла ее руку и бросила ее же рукой мякоть хлеба в воду. От неожиданности девочка вздрогнула и отняла руку.
— Ты трогаешь меня?
— Да. А что здесь такого? Ты вроде не ядовитая.
Я улыбнулась, а она и не подумала. Этот ребенок совершенно не умеет улыбаться и выражать эмпатию.
— Ничего.
Теперь уже сама бросила хлеб в воду не торопясь. Лебедь высунулся из-за кустов и осторожно поплыл в нашу сторону.
— Видишь? Ему стало интересно. Если ты продолжишь крошить хлеб он подплывет прямо к нам. Только не делай резких движений, и он не испугается.
— Ничего, когда подплывет поближе заметит меня и испугается.
Губы сжались в тонкую линию.
— Почему?
— Я уродина безногая. Разве ты не видишь?
— Нет. Не вижу.
Она резко вскинула голову и руки сжались в маленькие кулаки.
— Издеваешься? У меня нет ног, если ты не заметила. Я родилась вот такой вот страшной и недоделанной.
— Ты сказала, что ты уродина, а я этого не вижу. Ты очень красивая девочка.
В этот раз она на меня внимательно посмотрела и застыла с хлебом в руке, вытянутой над водой.
— Я?
— Да ты. У тебя красивые волосы и глаза. Я, правда, не знаю, как ты улыбаешься, но и губы у тебя тоже красивые… может у тебя нет зубов?
— Есть! — она смешно оскалилась, и я рассмеялась. В этот момент лебедь чуть подпрыгнул, махнув крыльями и выхватил из ее ладони хлеб.
— Ой! Ооооой, он у меня хлеб забрал! Ты это видела? Видела? Ааааа забрал, — она улыбалась, ее брови приподнялись вверх, на обеих щеках играли ямочки, а глаза сверкали совершенно преображая лицо. — Наглый Чайковский.
— Чайковский?
— Да. Его так зовут.
Она бросила лебедю еще кусочек хлеба.
— А ее звали Одетта. Как в балете знаешь?
Я кивнула и почувствовала, как на глаза навернулись слезы… Девочка, которая никогда не сможет ходить любит балет.
— Я часто слушала Лебединое озеро и наблюдала за ними. Они были очень красивыми.
Я протянула руку и дотронулась до ее волос, но она отпрянула назад. В недоумении на меня посмотрела и снова на воду.
— Хотела бы я тоже плавать как он…
— Что здесь происходит?
Мы обернулись обе. И я ощутила, как вся кровь отхлынула от лица и сильно забилось сердце. Перед нами стоял Хан и держал на цепи свою тигрицу. Его пальцы с намотанными на них железными кольцами сжимали цепь и даже чуть побелели. Он смотрел на нас исподлобья тем самым жутким взглядом, которого я всегда смертельно боялась. Волосы упали ему на лицо и сквозь челку просвечивал пластырь, который я вчера наклеила. Одетый в тонкую футболку и джинсы он казался не просто огромным, а гигантским и черная кошка рядом с ним смотрелась как исчадье ада.
— Возвращайся в дом, Эрдэнэ! Сейчас же!
Он даже на нее не посмотрел. Только на меня. С такой злостью, что казалось мое сердце остановится раньше, чем последует наказание… а оно последует.
Глава 17
Сделал несколько шагов ко мне и схватил за горло всей пятерней. Настолько огромной, что казалось он зажал всю мою шею в тиски. И отступать уже поздно. Сама виновата.
— Кто тебе разрешал сюда ходить?
— Никто не запрещал, — тихо возразила и не отвела взгляд, стараясь до конца выдержать, не сломаться, не дать ему унюхать мой страх, который мелкими точечными мурашками поднимался от щиколоток вверх, заставляя каждый волосок приподняться. И с чего это я вдруг решила, что больше не боюсь его. Какая чудовищно глупая самоуверенность.
