Юр ген Штроп постарался успокоить своих солдат. Он обратился к ним с вдохновенной речью и приказал выдать всем желающим по рюмке шнапса или стакану вина. Бригадефюрер увеличил личный состав за счет учебных и запасных батальонов SS; выведенная из строя техника была заменена новым танком T-IV и броневиком Hanomag. К тому же отряды были усилены офицерским составом и рядовыми.
В одиннадцать часов следующего утра немецкие отряды вошли в гетто короткими перебежками. Равномерно сгруппированные в глубину и на флангах так, чтобы не мешать друг другу, отряды быстро начали занимать территорию. Перестрелки гремели в разных точках гетто, но немецкие солдаты уже не несли прежних потерь, они палили из укрытий и не высовывались. По команде бригадефюрера в бой вступила артиллерия: тягач притащил в квартал легкую полевую пушку 105-миллиметровую leFH 42 и три 88-миллиметровых зенитных орудия FlaK 18.
Артиллерия открыла огонь, превращая стены домов в муку. Квартал задрожал. Открывать ответный огонь стало почти невозможно: после нескольких винтовочных и автоматных выстрелов восставших зенитные орудия и гаубица обрушивались на дом, испепеляя этаж за этажом. Оглушенные, израненные группы евреев начали отступление: позиции на улице Налевки были охвачены огнем; одни спустились в канализацию или подвалы, перебираясь в соседние бункеры и укрепления, другие двигались по крышам, но верхние этажи стали слишком опасными, люди оказывались под обстрелом, многие падали и разбивались. Горящие балки валились на головы, едкий дым обжигал глаза и забивал грудь. Спасали тайные коридоры – сложная коммуникация выстроенных сквозных проходов через стены зданий.
Обыскивая дворы и дома, отряды 55 взяли в плен около двухсот бойцов, которые стояли теперь с поднятыми руками и с ненавистью смотрели на эсэсовцев. В одну девушку, плюнувшую в унтера, всадили два автоматных магазина, внутренности вывалились из вскрытого живота и расползлись по асфальту. Возбужденные боем солдаты изрешетили длинными очередями еще с десяток пленных, а остальных под конвоем сразу же привели на Умшлагплац, где их ждали составы, готовые к отправлению в Треблинку. Пыльные, израненные, но гордые евреи шли, спотыкаясь и кашляя.
Отступающие группы боевой организации метались по кварталу, пытаясь найти место, где можно было перевести дух. Запасные позиции в доме на Генся, 6, захватили немцы, бойцам пришлось рыскать по кварталу вслепую. В нескольких бункерах и убежищах, куда добрались повстанцы, мирные евреи враждебно встретили своих защитников, полагая, что подобное соседство лишний раз подвергает опасности их жизнь. Не желая провоцировать страхи испуганных стариков, женщин и детей, бойцы решили попытать счастья в другом месте. Через несколько часов выбившийся из сил, израненный отряд спустился в бункер дома на улице Налевки, чтобы дождаться темноты. Восставших и здесь встретили недоброжелательные взгляды, но никто ничего не сказал, и притаившиеся жители потеснились.
Уже через несколько минут стало невыносимо душно, люди стояли вплотную друг к другу, не имея возможности пошевелиться. Из-за нехватки воздуха не загоралась спичка. Любой звук вызывал общую панику: взрослые пытались подавлять приступы кашля, матери затыкали рты плачущим детям. В эти минуты бойцы больше всего надеялись, что Армия Крайова и Гвардия Людова присоединятся к восстанию: сейчас, когда немецкие войска сосредоточили на гетто все внимание, был самый подходящий для этого момент. Однако поляки не выступали. Восставшие ломали грязными пальцами буханки хлеба, передавали краюхи друг другу и жевали в кашляющей темноте влажный от пота хлеб…
К вечеру крупные перестрелки сошли на нет. В восемь часов Штроп приказал своим частям отойти на исходные позиции и отправил солдат в казармы на заслуженный отдых. Только аскари, оставшиеся у ворот гетто, на протяжении всей ночи вслепую стреляли по кварталу, не давая восставшим возможности отдохнуть.
Вернувшись к себе в апартаменты на аллею Роз, бригадефюрер застал в глубоком кресле доктора Людвига Ганна, руководителя полиции безопасности и шефа разведки SS в Варшаве, который по рекомендации Гиммлера консультировал Штропа в рамках большой операции. Доктор Ганн поздравил генерала с успешным началом операции и первыми пленными. Высокопоставленные эсэсовцы обменялись впечатлениями и новостями, бригадефюрер помыл руки и сел за стол, где его ожидал ужин. Вместе с доктором Ганном он с аппетитом принялся за горячие кнедлики, которые так любил генерал, затем подали дичь и трюфели с бургундским вином. Отирая жирные губы белоснежной салфеткой, Юрген смотрел в окно и с интересом прислушивался к процессу своего пищеварения.
После ужина доктор Ганн оставил Штропа одного. Генерал лег в горячую ванну и, покрякивая от наслаждения, вытянул в воде расслабленные ноги; он взял пилочку для ногтей и начал приводить пальцы в порядок. Генерал уже давно невольно подражал во всем своему кумиру, рейхсфюреру SS, а Гиммлер особенно тщательно следил за белизной своих холеных рук, поскольку считал, что для эсэсовца очень важно содержать их в чистоте.
Выйдя из ванной комнаты, бригадефюрер надел свежее белье, новый отглаженный мундир и подогретую ординарцем обувь, вычищенную до сверкания вулканического стекла, после чего позвонил Гиммлеру и представил краткий отчет о прошедшем дне. Потом он встретился с высшим руководителем SS и полиции на Востоке обергруппенфюрером Фридрихом Вильгельмом Крюгером, а позднее состоялось совещание с подчиненными: генерал дал указания, касающиеся завтрашнего дня, и ближе к полуночи лег в свою огромную, роскошную постель. Прикоснувшись к мягкой перине, разомлевший бригадефюрер вспомнил грудастых украинок и очень возбудился: после войны он мечтал об усадьбе на Украине, природные богатства и красота женщин которой так покорили его, но вот усталость взяла свое, Штроп отрыгнул картофельными кнедликами и, почесывая промежность, уснул с мыслями об усадьбе с грудастыми дивчинами.
В семь утра 20 апреля, во вторник, в день рождения Гитлера, солдаты бригадефюрера отрядами по тридцать шесть человек снова вошли в квартал. Под непосредственным руководством майора полиции Штейнхагера и штурмбанфюрера SS Макса Иезуейтора отряды зачищали дом за домом, все чаще нарываясь на притаившихся бойцов. Лучше всего были укреплены территории, прилегающие к фабрике Теббенса и щеточной фабрике, – большая часть бункеров размещалась именно там. Огонь восставших был настолько плотным, что отряды немцев не сумели пробиться. Долгожданная помощь со стороны Гвардии Людовой наконец дала о себе знать: боевая группа поляков заставила замолчать немецкую артиллерийскую батарею на Новинярской улице.
Над кварталом, приводя в бешенство немецкое командование, развевалось несколько флагов: бело-синий со звездой Давида, польское знамя на здании костела и несколько кроваво-красных полотнищ.
В среду крупный бой развернулся на перекрестке Заменгоф – Мила. Эсэсовцев заманили в ловушку, зажав с двух сторон и отрезав пути к отступлению. Перекрестный огонь из нескольких домов изрешетил немецкие отряды, довершили дело бутылки с горючей смесью. 22 апреля отряды Гвардии Людовой совершили несколько диверсий на железной дороге в районе Варшавы, а на следующий день забросали гранатами немецкий автомобиль из оцепления вокруг гетто. Армия Крайова по-прежнему никак себя не проявляла.
