— Мы договорились не оборачиваться, Амелин! А если будешь бесить, то я вообще уйду, — я сломала пополам стебель колоска и выкинув его, села прямо на землю.
— Тише ты. Всё счастье распугаешь, — он приподнялся. — Слышишь, оно уже где-то близко?
Только ответить я не смогла. Острая, жгучая боль огнем вспыхнула на правой ягодице, но не успела я встать, как обожгло и левую.
От моих жутких криков счастье, если оно и водилось здесь, точно попряталось.
Амелин подпрыгнул вместе со мной.
— Что? Что случилось?
— Меня кто-то укусил. Боже, как горит!
— Где?
— Сзади.
— Давай посмотрю, может экстренная помощь нужна.
Но я намертво вцепилась в подол.
— Тебе смешно, а мне дико больно!
И тут я заметила муравьёв. Они были и на ногах, и на сарафане, и даже на плече. Я принялась истерично стряхивать их с себя. Амелин усердно помогал.
— Ничего страшного. Считай, что укол. Муравьиной кислотой. Она, кстати, полезная. Замедляет процессы старения и разложения.
— Шикарно! Теперь моя пятая точка не будет стареть! Всё, идем домой. Нет тут никакого счастья. Только сволочи-муравьи.
Широкими шагами я шла назад, Амелин еле поспевал следом.
— Стой, Тоня, не двигайся!
От резкого оклика я застыла, как вкопанная. Он поднял вверх ладонь, как бы призывая к спокойствию, а затем медленно, с очень сосредоточенным лицом, подобрался ближе. Осторожно наклонился, а потом, резко обхватив обеими руками меня под коленки, поднял:
— Я поймал! Поймал! Я поймал счастье.
Но когда я злая, со мной так шутить нельзя. В подобные моменты я себя совершенно не контролирую, и мы естественно упали.
Не то, чтобы больно, но с учетом муравьиных укусов — обидно и неприятно.
Реакция у Амелина оказалась хорошая, или я просто долго заносила руку, потому что если бы он немедленно не отпрянул, я бы засветила ему прямиком в нос.
Откатившись от меня подальше, он расхохотался в голос. Я была настроена более, чем решительно, но он уже выставил руки вперед, как бы приглашая в свои объятия, и мне пришлось отступить.
— Придурок ты! Как был, так и остался.
— Но придурок же лучше, чем козёл? Ты сама сказала.
— Иди к чёрту.
Мы выбрались на дорогу.
— Это ты из-за Якушина так разозлилась?
— Это ты из-за него так разозлился, что со вчерашнего дня успокоиться не можешь.
— Не могу. Всю ночь не спал. Правда. Как он тебя кидал в воду — нормально, а я сразу — придурок.
— То вода, Костя, а это земля, если ты не в курсе.
— Правда? Вот это новость! Откуда нам придуркам это знать?
Так переругиваясь, мы выбрались на дорогу и дошли до развилки, ведущей к деревне.
— Ну-ка, ну-ка, — он вдруг пристально уставился на меня. — У тебя что-то странное под глазом.
— Ага. Я типа совсем дура, чтобы на одни и те же приколы покупаться.
— Правда, давай, посмотрю.
— Спасибо, обойдусь.
— Нет, глупенькая, сейчас серьёзно.
Я остановилась и попятилась.
— Только подойди и врежу, мало не покажется.
— Я ничего не буду трогать, просто посмотрю. Честно.
Амелин направился ко мне, и я, развернувшись, бросилась в сторону соседней улицы. Но пробежать успела совсем немного. Он быстро догнал, обхватил сзади и попытался заглянуть в лицо. Громко закричав, я наклонилась, чтобы освободиться от захвата.
Пару минут мы так яростно возились, и мне уже стало совсем смешно, как вдруг из дома, рядом с которым мы остановились, выскочили двое и бросились к нам.
Один — атлетичный молодой мужик в грязной майке тут же заломил Амелину руку за спину и, наскочив сзади, уложил на землю, как арестанта. А второй, пацан лет четырнадцати небрежно, отпихнув меня в сторону, сказал:
— Иди домой. Мы с ним разберемся.
Амелин сдавленно выругался, и мужик прижал его сверху коленом.
— Повякай тут ещё.
— Вы чего делаете? — всё произошло так быстро, что я ничего не могла понять.
Пацан повернулся в сторону своего дома:
— Маааам! Васька его словил.
— Мы просто играли, — я толкнула Ваську в плечо. — Отпустите его.
— Ещё скажи глаз не он тебе подбил.
— Какой глаз?
Я поднесла руку к лицу, потрогала оба, но ничего не почувствовала.
Амелин дёрнулся, пытаясь спихнуть Ваську.
— Слезь.
— Лежи тихо, — басовито велел тот и прижал его лицом прямо к дороге.
— Маааам, — снова заорал пацан. — Чё делать-то?
Он ходил возле них кругами, будто примеряясь куда бы лучше пнуть Костика.
— Вы совсем больные? Мы просто шутили, — я сама была готова его пнуть.
— Ничё не знаю, мама сказала ловить урода, — заявил пацан и как-то чересчур бессовестно уставился на меня. Проследив за его взглядом, я увидела, что из-за возни вырез дурацкого сарафана распахнулся, и я стою перед ним чуть ли не с голой грудью.
Натянула подсолнухи на место, пацан усмехнулся, но мне было не до разборок с ним.
— Эй, Вась, прости, — прохрипел Амелин. — Я не люблю парней. Нет, я не против геев. Но это выбор каждого, вот честно, мне просто девчонки больше нравятся. Извини. Ничего личного. Короче, убери от меня руки.
— Не понял, — пробубнил Васька косо глянув на меня. — Ты это на что намекал?
— А я и не намекал. Прямым текстом сказал, что…
Васька злобно ударил его кулаком в бок.
— Ты кого геем назвал? Я два года в ВДВ отслужил!
— Тогда может, слезешь с меня уже?
Васька нехотя поднял Амелина. Половина его лица, грудь и живот были в песке, в некоторых местах отпечатались камушки. Я торопливо принялась их отряхивать, а Костик расплылся в довольной улыбке.
В этот момент из дома вышла женщина. Высокая, очень худая, с длинным носом и узким бесцветным лицом. Плечи у неё были настолько худые, что она напоминала ходячую палку.
— Так, — без неприязни или раздражения она по-деловому оглядела Амелина, затем повернулась ко мне. — Мы сейчас вызовем полицию. Сходи, предупреди своих, скорей всего в отделение придется ехать. Заявление писать.
— Какое ещё заявление?
— Ну как? — она уперлась в меня рыбьим взглядом. — О нападении, естественно.
— Вы всё неправильно поняли. Никто ни на кого не нападал. Мы просто возились. Играли. Валяли дурака.
