– Детектив Мартинес позвонил мне на прошлой неделе, сказал, что анализы выявили совпадение ДНК, и тактично объяснил, что вы уже взрослый человек и имеете право на частную жизнь. Они могли посоветовать вам что-либо, но в конечном итоге выбирать вам, связываться со мной или нет. Они даже ваше имя не назвали. Я не знаю, как к вам обращаться.
– Можете звать меня Блу. – Я протянула руку, и она сжала ее обеими ладонями. Никогда я уже не стану Саваной Идальго или Саваной Джейкобсен… или кем-то еще. Я – Блу Экохок, и это не изменится.
– Вам идет. – Уголки ее губ неуверенно приподнялись в намеке на улыбку. – Пожалуйста, зовите меня Стеллой.
Она перевела выжидательный взгляд на Уилсона.
– Здравствуйте. Дарси Уилсон, но все зовут меня Уилсон. И я влюблен в Блу.
Уилсон тоже протянул руку, и Стелла, сраженная его акцентом с первого же слова, заулыбалась по-настоящему, на щеках появились ямочки.
– Как мило! – тихо рассмеялась она, и я никого никогда так не любила, как Уилсона в этот миг. Благодаря его очарованию Стелла обрела привычную уверенность, показала нам свой домик и пригласила присесть на диван с разноцветными покрывалами, напротив которого стояли два глубоких кожаных кресла. На стенах висело несколько дипломов и фотография, с которой на нас смотрели – и я могла в этом поклясться – 39-й президент Джимми Картер с женщиной, очень похожей на мою бабушку тридцать лет назад. Не знаю, чего я ожидала, когда сержант Мартинес сказал, что Стелла Идальго живет в резервации. Точно не этого. Еще несколько фотографий стояло на каминной полке, а деревянный пол украшал ковер в индейском стиле. Я ничего не знала об индейцах пайюта, ни какие у них традиции, ни историю, ни образ жизни. И надеялась, что однажды она расскажет мне обо мне. Когда-нибудь.
Стелла поглядывала на меня, будто не могла поверить, что я сижу здесь. Я ей не мешала, в свою очередь жадно рассматривая ее. Все казалось нереальным. Как мы, должно быть, выглядели со стороны, молча разглядывающие друг друга, пытаясь наверстать пропущенные восемнадцать лет под тиканье часов в настоящем времени.
Мы немного поболтали, обсудили нашу поездку в Рино и в Сент-Джордж, но скоро разговор коснулся моей матери. У меня появилось стойкое ощущение, будто бабушка пыталась оправдать свою дочь в моих глазах. Может, потому, что она сама пыталась это сделать.
– Уинни была сильной личностью, она любила быть в центре внимания, и ей это удавалось и в школе, и дома. Мои родители души в ней не чаяли, вокруг нее всегда было полно друзей. Ей нравилось выступать в группе поддержки, ее все любили, особенно мальчики. Я же всегда была полной противоположностью. Всегда смущалась при мальчиках… не знала, что сказать.
Стелла замолчала, и я пожалела, что она рассказала о популярности моей мамы у мальчиков. Я снова забеспокоилась, что мы можем быть похожи, а я не хотела иметь с ней ничего общего. Отчаяние только усилилось, когда Стелла рассказала о неожиданной беременности дочери.
– Беременность далась ей тяжело, как и любой шестнадцатилетней девушке. Когда Итан бросил ее и ребенка, она была очень подавлена. Не выходила из комнаты, постоянно плакала. Ей было очень плохо, а когда ты родилась, ее уже нельзя было успокоить. Доктор сказал, что это послеродовая депрессия. Со временем она немного пришла в себя, но так злилась все время, что большую часть времени за тобой присматривала я. Ты была милым ребенком, такой спокойной лапочкой. Почти никогда не плакала и не шумела. Может, поэтому Уинни было проще не обращать на тебя внимания. А мне было гораздо проще любить тебя. Для счастья тебе хватало твоего одеяльца.
– Синего? Со слониками?
– Да! Именно… – поразилась Стелла. – Ты помнишь?
Губы бабушки задрожали, и она поднесла ладонь ко рту, чтобы подавить эмоции, так явно отразившиеся на лице.
Я кивнула, неожиданно потеряв голос.
– Уинни ненавидела его. – Голос Стеллы дрожал, и она откашлялась. – Говорила, синий – для мальчиков. Но у тебя были такие синие глазки… необыкновенные. Я его и выбрала. А во всем остальном ты выглядела настоящей индианкой, разве что не такая смуглая. Но именно твой цвет глаз убедил семью Итана, что ты его дочь. Они дали Вайноне какие-то деньги, когда тебе было около двух лет. Она взяла их, украла еще и мои сбережения, мою машину и сбежала. К сожалению, она взяла тебя с собой. Я всегда жалела, что не обратилась в полицию, что ее не посадили в тюрьму. Тогда она была бы жива, и ты бы осталась со мной.
Но ей нужно было повзрослеть, и я думала, что смена места поможет. Так что я никому не сказала… просто отпустила ее. В итоге она осталась у подруги в Солт-Лейк-Сити, нашла работу. Мама подруги была директором в детском саду, так что за тобой приглядывали люди, которых я знала и кому доверяла. Через ее подругу я могла знать, как у нее дела, и думала, что все идет неплохо. Она провела там около полугода, и хотя семья была гостеприимной, их терпение тоже закончилось. Потом она украла довольно большую сумму у мамы подруги и уехала. И вот они-то обратились в полицию. После этого я иногда получала от нее весточки, мне было достаточно знать, что она в порядке.
Беседа иссякла, и мы с бабушкой снова просто смотрели друг на друга. Наконец Уилсон заговорил:
– В отчете полиции сказано, что им сообщили из Оклахомы. Там клянутся, что девушка, подходящая под описание вашей дочери, воровала еду из магазина. Но владелец не стал предъявлять обвинений, ему стало жалко ее. Она украла только молоко и памперсы. Потом он сам дал ей и молоко, и немного продуктов, упаковку памперсов, даже какие-то деньги. Когда он узнал о произошедшем из новостей, то вспомнил вашу дочь и малышку и позвонил в полицию.
– Оклахома? – ошарашенно переспросила Стелла и покачала головой, забормотав себе под нос. – Нет… не может быть.
– Полиция утверждает, что это ничем им не помогло. Только еще больше запутало, не дав никакой зацепки, – вмешалась я. – Просто мой отец – человек, который меня вырастил, – родом из резервации в Оклахоме, у него там семья, поэтому я обратила внимание. Подумала, что же она могла там делать.
– А как звали твоего отца? – слабым голосом спросила она, сидя так неестественно, не шевелясь, будто уже знала ответ.
– Джеймс Экохок… Я звала его Джимми.
Стелла резко откинулась на спинку стула. На ее лице потрясение и даже испуг отразились так явно, будто большими буквами напечатали. Тут она резко поднялась и быстрым шагов вышла из комнаты, не сказав ни слова.
– Что-то не так. Думаешь, она знает Джимми? – прошептала я.
– Вела она себя так, будто узнала имя, это точно, – таким же шепотом ответил Уилсон. Наш разговор прервал грохот и бормотание, и мы вскочили на ноги с внезапно появившимся желанием тут же уехать.
– Нам, наверное, пора, – громко сказал Уилсон. – Мисс Идальго? Мы не хотели вас расстроить.
Стелла вбежала в комнату, держа в руках коробку.
– Прошу прощения, но вы должны задержаться… пожалуйста. Только минутку.
