– Он… ждал, – тяжело дышала я, говоря с рваными вздохами, – пока сестры со звезд… не спустились снова. Он знал… что они не… испугаются маленькой мышки.
– Конечно, нет. Женщины обожают мышей, – любезно подсказал Уилсон, и я рассмеялась, потом застонала и попыталась продолжить. Он пригладил мне волосы, откидывая пряди с лица, проводя рукой по всей длине, пока я вжималась в него, пряча лицо в рубашке, пытаясь спрятаться от боли, которая меня все равно найдет. Но он больше не прерывал меня, пока я говорила, судорожно вздыхая.
– Когда сестры выбрались из корзины и начали танцевать… Белый Ястреб начал подбираться все ближе и ближе… к самой младшей, пока он не оказался… совсем рядом. Потом он превратился… в человека и схватил ее. – Боль постепенно отступала, и я несколько раз глубоко вздохнула, разжимая стиснутые вокруг его запястий пальцы. Ох, какие большущие синяки у него будут. – Другие сестры закричали и прыгнули в корзину, которая быстро поднялась в небо, оставив младшую сестру на земле. Девушка со звезд плакала, но Белый Ястреб вытер ее слезы и пообещал, что будет любить и заботиться о ней. Он сказал, что жизнь на земле чудесная и что она будет с ним счастлива.
Я замолчала, когда в комнату быстрым шагом зашла медсестра и резко отдернула занавеску.
– Так, дорогая. Посмотрим, как у вас дела.
Пока меня укладывали на кровать, я не отрывала взгляда от Уилсона. Он сел на свой стул у изголовья и наклонился ко мне, не обращая внимания на медсестру и на неловкость из-за нашей вынужденной близости. Его лицо было всего в нескольких сантиметрах от моего, когда он взял меня за руку и посмотрел мне в глаза.
– Дело пошло. Сейчас около семи сантиметров. Посмотрим, можно ли найти анестезиолога, чтобы вам стало полегче…
Свет мигнул, и вдруг вместе с темнотой наступила полная тишина. Медсестра вполголоса выругалась.
Что-то тоненько зажужжало, лампы снова зажглись, и мы втроем одновременно выдохнули.
– У больницы есть генераторы. Даже не беспокойтесь, – медсестра старалась говорить непринужденно, но ее взгляд метнулся к двери, наверняка она думала о том, что же еще случится за ночь. – Должно быть, это из-за бури. – Она выскочила за дверь, пообещав скоро вернуться.
Мои мысли обратились к Тиффе, ждущей в аэропорту Рино, но я тут же их отогнала. Она приедет, она успеет. Рядом будет кто-то, кто возьмет моего ребенка на руки. Кто-то должен держать и укачивать его. Потому что я не смогу. От этой мысль кровь будто превратилась в лед, и ужас прокрался в сердце. Тиффа и Джек должны быть здесь, готовые подхватить малыша на руки и тут же унести.
Боль пронзила все тело, вытесняя мысли из головы, замещая собой другие печали, вроде мыслей о Тиффе и ребенке. Прошло двадцать минут. И еще двадцать. Медсестра так и не вернулась, анестезиолога тоже не было. Боль достигла пика. Волны превратились в цунами, грозящие разорвать меня пополам. Я корчилась в агонии и изо всех сил цеплялась за Уилсона, отчаянно мечтая о передышке.
– Скажи, что мне сделать. Что мне сделать, Блу? – настойчиво спрашивал Уилсон. Но я не могла говорить, мир сузился до точки света размером с булавочную головку, замкнутый круг боли и прощения, и вся энергия, вся сила воли сконцентрировалась на ней. Так что я просто покачала головой, крепко держась за его руку. Уилсон выругался и рывком поднялся со своего места, с грохотом уронив стул. Отцепил мои пальцы и повернулся к двери, оставив меня скулить от ужаса. А потом я услышала его голос, громко требующий немедленно оказать медицинскую помощь в очень, очень грубых выражениях. Я почувствовала гордость за него и так растрогалась, что едва не рассмеялась, но смех застрял в горле, и вместо него вырвался крик. Тело затряслось, давление в низу живота выросло так, что уже не было сил сопротивляться. Мне надо было освободиться, и тело среагировало машинально. Из груди вырвался еще один крик. В ту же секунду дверь распахнулась, и в палату влетел растрепанный Уилсон вместе с перепуганной медсестрой.
– Доктор уже идет! Уже идет! – пролепетала она. У нее глаза полезли на лоб, когда она встала между моими раздвинутыми ногами. – Не тужьтесь!
Уилсон тут же был рядом, и я снова повернулась к нему, уже не в силах остановить толчки, которые должны были помочь ребенку выйти. Дверь снова с грохотом захлопнулась за медсестрой, которая выскочила наружу и закричала кому-то, зовя в палату. И тут же меня обступила целая толпа: еще одна медсестра, доктор и кто-то еще маячил за детской кроватью на колесиках.
– Блу? – позвал доктор будто издалека, и я с усилием перевела взгляд на его лицо. Карие глаза поймали мой взгляд. – Вот теперь толкай, Блу. Еще немного, и твой ребенок будет с тобой.
Мой ребенок? Ребенок Тиффы. Я покачала головой. Тиффа так и не приехала. Я снова начала тужиться, несмотря на боль. И еще. И еще. Не знаю, сколько это продолжалось, я могла только молиться, чтобы все закончилось поскорее. Боль и изнеможение затуманили мысли, и я сбилась со счета.
– Еще немного, Блу, – настаивал доктор. Но я слишком устала. И уже не думала, что справлюсь. Было слишком больно. Мне хотелось просто уплыть куда-то далеко-далеко.
– Не могу, – прохрипела я. Это невозможно. У меня не получится.
– Ты самая храбрая девушка из всех, кого я знаю, – прошептал Уилсон мне на ухо. Он обхватил мое лицо ладонями. – Я тебе когда-нибудь говорил, какая ты красавица? Ты почти справилась. Я помогу тебе. Держись за меня. Все будет хорошо.
– Уилсон?
– Да?
– Если я увижу его… не знаю, смогу ли потом отпустить. Вдруг если я возьму его на руки, то не смогу отдать. – Слезы катились по щекам, и у меня уже не осталось сил их сдерживать.
Уилсон обнял меня, но агония внутри только нарастала.
– Давай же, Блу! – настойчиво требовал доктор. – Ну же! Еще разок!
И у меня получилось. Не знаю как, но получилось. На последней отчаянной попытке, на последнем толчке я почувствовала, как ребенка высвобождают. Уилсон опустил руки, поднимаясь на ноги, и комната наполнилась радостными восклицаниями. Девочка. Она была там, размахивала ручками, черные волосы прилипли к ее крошечной головке, а глаза были широко распахнуты. Малышка гневно завопила. Что ж, это был воинственный клич, достойный битвы, которую мы выиграли. И я потянулась к ней. В эту секунду она была моей. Медсестра уложила ее мне на грудь, и это я держала ее на руках в первые минуты ее жизни. Мир вокруг меня исчез. Время остановилось, и я впитывала в себя ощущение, каково это – держать дочку на руках. Глядя на нее, я чувствовала себя сразу всемогущей и очень слабой. Она моргнула, глядя на меня затуманенным взглядом из-под распухших век. Ее ротик двигался, выдавая печальные звуки, от которых у меня сердце разрывалось. Ужас поднялся во мне, ослепляя, и на краткий миг я всерьез раздумывала выбежать из комнаты, промчаться по длинным коридорам на улицу, прямо в бурю вместе с ребенком, сбежав от данного обещания. Я любила ее. Всем сердцем, безумно. Я покрутила головой в поисках Уилсона, чуть не теряя рассудок от всей суматохи. От поступающего ужаса меня мутило. Он стоял всего в нескольких шагах от меня, руки в карманах, лицо осунувшееся, волосы лезут в глаза. Наши глаза встретились, и я поняла, что он плачет. А потом медсестра забрала и унесла мою дочку, просто взяла и унесла, и этот миг был потерян. Время вернулось к своему привычному бегу, не обращая внимания на мое отчаяние. Я упала на подушки, будто оглушенная, оставив всех вокруг бегать и суетиться без меня.
