Александра Павловна пообещала сразу же, как поправится, вернуть Надежде деньги.
Надежда рассказала ей о жизни в поселке Мухино, упирая исключительно на забавные моменты и не сообщая о случившихся там неприятностях, чтобы не расстраивать больную, передала привет от Димыча и Розамунды.
– Слив у вас уродилось – просто море! Вот, кстати, я повидло сварила. Не пропадать же ягоде… – Надежда выставила на тумбочку две банки.
– Я ей с чаем буду давать! – оживилась сиделка и поинтересовалась рецептом повидла.
– Ну куда так много? – ужаснулась Александра Павловна. – Одной банки за глаза хватит…
– Угостите соседей! А что у вас за суета в отделении? – вспомнила Надежда Николаевна. – Что-то случилось?
– Случилось! – оживилась сиделка. – Ночью какой-то посторонний мужчина сюда проник и странным образом оказался в палате, где лежит Сельдереева.
– Сельдереева? – переспросила Надежда.
– Это та, у которой племянник… С самой Сельдереевой случился то ли шок, то ли гипертонический криз, то ли ишемический приступ, точно уж не знаю, только она сейчас без сознания, племянник ее заявился, такой скандал устроил – страшное дело! А только говорят, – сиделка понизила голос, – что тот мужчина сначала проник в шестнадцатую палату, только в той палате не признаются…
Надежда про себя отметила, что сиделка полностью в курсе того, что происходит в отделении. Значит, не все время проводит в палате, где-то успевает пообщаться и узнать новости. Ну да ладно, больная под присмотром – и хорошо.
Тут до нее дошло, что сиделка говорила про шестнадцатую палату… А ведь это как раз та палата, в которой раньше лежала Александра Павловна! Надо бы в этом разобраться…
– Я отлучусь по одному делу ненадолго, – проговорила Надежда Николаевна. – И если вам повидла много, я возьму одну баночку…
С банкой сливового повидла она отправилась в шестнадцатую палату.
Все три ее обитательницы были на прежнем месте. Тощая, похожая на облезлую ворону брюнетка в гипсовом ошейнике о чем-то шепталась с девчонкой со сломанной рукой. При появлении Надежды они тут же замолчали, посмотрев на нее подозрительно.
– Здравствуйте, дамы! – приветствовала их Надежда. – А я вам повидла к чаю принесла…
– Не люблю сладкого! – поморщилась брюнетка.
– Сладкое вредно! – подхватила девица. – От него толстеют! – И очень выразительно посмотрела на Надежду – мол, тебе, тетя, сладкое точно вредно, а то ни в одну дверь не пролезешь.
Это была вопиющая ложь, и Надежда вспомнила слова Александры Павловны, что девчонка – жуткая хамка.
– Ну, может, кого угостите… – Надежда поставила банку на тумбочку. – А что у вас за шум ночью был?
– Ничего не знаю, я ночью спала! – прокаркала брюнетка.
– Я тоже… – подхватила ее приятельница.
Третья соседка промолчала и только с вожделением покосилась на банку с повидлом.
– Ну, на нет и суда нет… – протянула Надежда.
Заметив в глазах брюнетки характерное выражение многолетнего курильщика, который предвкушает очередную сигарету, она встала и проговорила:
– Ну, выздоравливайте, я к своей подруге пойду.
– Скатертью дорога! – ответила брюнетка.
Прежде чем выйти из палаты, Надежда мельком взглянула на спинку ее кровати. Там была прикреплена табличка с именем Александры Павловны Прохоровой.
Надежда вышла в коридор, выждала пару минут и, открыв дверь палаты, заглянула внутрь.
Брюнетки на месте не было.
Надежда быстро пересекла палату и потянула на себя дверь санузла. Если ее расчет верен…
– Эй, тетя, стой! Ты куда? – запоздало крикнула ей в спину девчонка. – Ты что, с катушек слетела?
Дверь санузла изнутри не запиралась – как всегда в больницах. Надежда распахнула ее и проскользнула внутрь.
Как она и ожидала, брюнетка с наслаждением курила, стряхивая пепел в раковину.
– Эй, ты чего?! – вскрикнула она, пытаясь спрятать сигарету. – Ты чего вламываешься?
– Я ее пыталась остановить! – проговорила появившаяся в дверях девчонка.
– Его сигареты? – осведомилась Надежда, пристально глядя на брюнетку. – Ладно, кури, мне-то что. Я сестрам ничего не скажу. И еще тебе сигарет принесу. Если, конечно, вы мне расскажете, что здесь ночью случилось.
– Не говори ей ничего! – подала голос девчонка.
– А, да ладно! – отмахнулась брюнетка и снова закурила. – Как же хорошо… Он ночью пришел, стал меня душить, говорит: где оно, где оно? А что «оно», так и не сказал… А мне откуда знать? Ну, тут я попросила у него закурить, а когда закурила – ткнула его в лицо сигаретой, а она, – кивнула брюнетку на девицу, – его гипсом по голове… Он отключился, и мы его отвезли в палату к этой чокнутой старухе…
– К Сельдереевой… – протянула Надежда.
– Во-во!
– А как он выглядел?
– Ну как? Обыкновенно выглядел… средних лет, волосы седоватые, коротко стриженные…
– В куртке твидовой горчичного цвета? – наудачу проговорила Надежда.
– Точно! Знакомый, что ли, твой?
– Ну, не то чтобы знакомый, но пару раз наши пути пересекались.
– А от меня-то он чего хотел?
– Вот это меня тоже интересует… Оно, оно, а что оно-то? Так и не сказал?
Брюнетка молча развела руками.
– У него еще карточка вот эта была, – вступила в разговор девчонка, поняв, что ей ничего не грозит, и протянула Надежде пластиковый прямоугольник, на котором были напечатаны какие-то цифры. – Это не банковская и не дисконтная, – проговорила девица. – Так что мне от нее никакого прока, а вам, может, пригодится…
– Больше у ничего не было? – прищурилась Надежда.
– Больше ничего! – Девица тоже прищурилась. – И вали отсюда! Нечего тебе здесь делать!
– Да я не про деньги, – отмахнулась Надежда, – деньги его меня не интересуют. Ну, может, документ какой, или квитанция, или чек из магазина…
– Слушай, я что, мент, что ли, чтобы шмон по всем правилам устраивать! – возмутилась девица. – Все, что есть, я тебе отдала. Больше ничего не знаю!
Выйдя из палаты, Надежда мысленно разбирала события минувшей ночи.
Неизвестный – наверняка тот самый мужчина, который уже засветился в поселке Мухино, – пришел в больницу явно за Александрой Павловной. Увидел на спинке кровати табличку с ее именем, решил, что тощая брюнетка – это и есть Прохорова, и начал допытываться у нее, где оно…
Значит, в загородном доме он не нашел то, что искал. Ему помешали… А кто помешал? Да Багровский же! Не вместе они пришли, а по отдельности, осенило наконец Надежду. Допустим этот, в твидовой куртке, наблюдал в бинокль за Димычем, когда он брал ключи (хороший парень, собаку любит, но охламон и пофигист). Потом, когда Димыч гулял с Розамундой, достал ключи (надо все же Александре Павловне сказать, чтобы замки поменяла, но потом, когда из больницы выйдет, сейчас ее лучше не расстраивать), сделал копии, спокойно вошел в дом, предварительно нейтрализовав собаку, которая всех любит и в дом пускает кого ни попадя, и начал поиски.
