Успешно проверили! Османы даже не отступили, а реально побежали сразу на обоих флангах. Что д’Обюссон, что Раталли — последний и вовсе при поддержке резерва — выполняли уже заранее известный им замысел — одновременно отталкивали непосредственных противников и замыкали «мешок» вокруг войск великого визиря, задействованных в атаке на наш центр.
Видел ли это сам Давуш-паша? Не сразу, но до него — или кого-то из подчинённых, тут я пока ничего не мог сказать — дошла вся опасность ситуации. Только вот понимание ситуации и действия, направленные на выпутывание из большой и глубокой жопы — явления, скажем так, несколько разного порядка. Османская орда была отнюдь не столь хорошо управляемой, как того хотелось бы самим османам даже в лучшие моменты времени. Сейчас же, в самый разгар битвы, от и так не самой лучшей системы управления оставались лишь жалкие огрызки. Единственным шансом хоть как-то достучаться до янычарских чорбаджи — этих полковых командиров, то бишь командиров орта — было отправить курьеров с посланиями. Но во всей этой неразберихе, сумятице, к тому же при имеющемся у наших солдат приказе по возможности выбивать всех, кто хоть немного похож на «средство передачи приказов командования»… Может никто не добрался, может добрались, но чорбаджи банально не успели или не захотели реагировать. Янычары, они были весьма своеобразными, не всегда исполняя приказы, исходящие от тех, кто не относился к их своего рода касте.
Итог, как говорится, налицо. Промедление в подобных ситуациях в прямом смысле смерти подобно. Их смерти… смертям. Часть терций, выделившиеся из «крыльев, сменили направление движения, замыкая «мешок», внутри которого оказалась не одна тысяча янычар и простой османской пехоты. Теперь, чтобы только попытаться выбраться, им потребуется сперва перестроиться, а уж затем вновь нанести удар. Им, уже вымотанным, по практически свежим войскам воинов-крестоносцев. Если это нельзя назвать термином «амбец», то я не знаю, что тогда можно. И орудия не переставали грохотать, тратя почти всё, что у них было. Ну, помимо картечи и цепных ядер, сейчас не те были условия, чтобы их применять.
Агония — короткая и страшная, вот что творилось с запертыми в ловушке янычарами. О, эти вояки не собирались сдаваться, раз за разом пытаясь пробить себе коридор для отступления. Более того, на четвёртый раз это им удалось, только вот вырвавшихся было если и больше полного орта, то ненамного. Остальные? Убиты или ранены столь тяжело, что просто не могли сражаться. Что до иных османских частей… Эти, в основе своей, оказавшись в окружении, бросали оружие и падали ниц вымаливая жизнь. Типично, проверено в веках и неудивительно. Что ж, может кое-кому и впрямь удастся выжить… предварительно послужив «тестовым материалом» для итальянских новобранцев. «Материал» для подобного всегда необходим, избытка в принципе не наблюдалось.
А что та, другая часть армады великого визиря? Она драпала, бросив огромный обоз, артиллерию… да всё, помимо походной казны и хлама собственно Давуд-паши. Этот пройдоха вовсе не собирался лишаться собственного шатра, наложниц, мальчиков-евнухов и прочего. Вот сейчас я реально жалел о малом числе конницы в нашем войске! Но та, которая всё ж имелась, вся была послана следом с однозначным приказом. Каким именно? Не ввязываться в серьёзные бои, а просто уничтожать как можно больше отставших, малые отряды, пытаться внести ещё большую панику в отряды крупные, вынуждая разделяться на куски и вот только в этом случае обрушиваться на противника, не способного толком противостоять.
И никаких попыток взять побольше пленных, никакого отвлечения на возможные трофеи! Первые были не столь важны, вторых и без того хватало. А вот как можно сильнее проредить воинскую силу империи — это было самой важной задачей. Когда слухи о действительных потерях дойдут как до самого Баязида II, так и до султанского двора… возможны различные варианты, даже те, которые совсем недавно показались бы откровенно безумными.
* * *
Время разбрасывать камни и время собирать их. Правда мы сейчас собирали не камни, но тела. Много тел, разных, ко все требовали прежде всего сортировки, а затем погребения. Каждому свой вид оного, само собой разумеется, потому как устраивать торжественные похороны дохлым туркам… Я ещё не выжил из ума, право слово. Для них большие ямы поглубже и закопать как следует, вот и всё. Впрочем, одно значимое исключение таки да присутствовало, этакий идеологический нюанс, который многое подчёркивал в самом нашем отношении к Османской империи и творящемуся внутри оной монструозной конструкции. Но это пока не подгорало, право слово.
Зато подгорало иное… Загруженные по уши работой врачи, носящиеся как угорелые группы, кому было поручено собирать трофеи и распределять их по таким типам как оружие, броня, лошади. Повозки, разные типы припасов и амуниции. Отдельно, конечно же, стояла артиллерия, которой применение всегда найдётся. Сперва в исходном виде, а затем многие орудия по любому пойдут в переплавку. Устаревшие, по итальянским то меркам! А вот порох был вообще как нельзя более кстати, слишком уж много его мы потратили. Так много, что на ещё одно подобное сражение просто не хватило бы, даже напряги мы все резервы. Проклятье! Вот и ещё одна головная боль, которую с наскока всё едино не решить.
Не решить? Или всё же реально? Внезапно «выстрелившее» воспоминание заставило меня цинично улыбнуться. Может это и не залежи чилийской селитры — до них ещё только предстояло добраться — но на первое время может хватить и этого, если, конечно, правильно подойти к задаче. Естественно, поручив решение оной надёжным людям, далёким от любой формы идиотизма.
— Много пленных, — с трудом цедил слова Раталли, то и дело сплёвывая кровь. — Все связанные, под охраной, убежать не смогут. Но их очень много.
Нарвался таки бывший кондотьер, получив от янычара рубящий удар по шлему. И пусть, благодари все высшие силы разом, что клинок не сумел как следует просечь «личину» закрытого шлема. Равно как и жёсткий приказ по войску избегать шлемов открытых, которые совершенно не заслуженно были довольно распространены чуть ли не повсеместно.
— Подгорица рядом, а там подвалов с подземельями хватает. Только следует разделить по ценности. Те, кто по османскому представлению хоть чего-то да стоит, станут средством для обмена… чуть позже.
— На кого менять?
— По ситуации, Винченцо, А тебе мой приказ, как сюзерена своему вассалу. Но одновременно и дружеская просьба. Иди-ка ты… опять к врачам. А уже потом в повозку и до Подгорицы. Хоть рана и не опасная, но всё ж относиться к ней пренебрежительно запрещаю. И даже не пытайся больше говорить, это тоже на пользу не идёт. Понял?
Кивает, хотя и недовольно этак, ничего, пусть уматывает на лечение. А то часть зубов выбита, с носом тоже не слава богам, да и рана не самая слабая. Бинтами замотанный, швы наспех наложили, обезболили, естественно, опийной настойкой, вот и хорохорится. Знакомое уже явление, многие мои через это проходили. Так нет же, не в коня корм, всё пытаются удаль молодецкую показывать и когда надо, и когда нафиг не требуется. Как дети порой, право слово!
— То Мигель, то этот… герой отнюдь не древнего, но всё же Рима, — вздохнул я через минуту, когда Раталли удалился в сопровождении нескольких солдат на достаточное расстояние. — Хоть кто-то разумно мыслящий среди моего окружения есть?
