И отныне единственный человек, которого я любил это моя маленькая сестра.
После смерти отца, Джон – его помощник, стал нашим опекуном. Этот человек видел всё, знает всё. Знает меня и любит меня. Поэтому сделал всё, чтобы дальнейшая моя жизнь не утратила правильного направления. За это я благодарен ему.
Он удержал меня на краю пропасти, не дал кинуться в омут порока. А я хотел. В тот момент, когда почувствовал долгожданную свободу. Хотел пойти и насладиться ей. Джон меня удержал.
И держал долго, пока мои желания не обуздались, не приняли форму и не выстроились в подробные пункты.
После университета, где я отшельником учился, не подпуская к себе ни друзей, ни подруг я вступил в право наследования компанией моего отца. В последние годы его управления всё было очень плачевно и мне пришлось спать в офисе и заставлять сотрудников работать на износ, чтобы вытянуть её из петли, которая затягивалась всё сильнее в виде долгов.
Несколько раз я порывался всё бросить, уйти, продать, заняться чем-то ещё, но дело, которое досталось мне от отца, я считал обязанным сохранить. Не знаю даже, что помогало мне больше, желание всё это сохранить, или былая ненависть к моему отцу.
На ней я многое выдержал, только лишь на этой ненависти. Она заставляла сцепить зубы и идти дальше и доказывать, доказывать.
Теперь, спустя столько лет, понимаю почему я такой. Не будь той ненависти, и желания доказать самому себе, что сын шлюхи тоже может быть на что-то способен, возможно я не добился бы ничего, и не имел бы столько, сколько имею теперь.
У меня есть всё, чего я только могу пожелать.
Единственное чего не хватает это чувства, которого я никак не могу найти. Много лет ищу, но понимаю всё не то, все не те.
Глава 3
Что-то происходит.
С того вечера, когда я впервые раздвинул ей ноги.
Состояние ребёнка получившего именно ту игрушку, с которой он мечтал поиграть и хочет играть без конца. Долго.
Теребить её, дергать, бить и любить.
Мысли всё время на втором этаже. Иногда на третьем.
Разум судорожно решает что делать дальше. Что вначале? Как потом?
Какой будет эта игра?
То что она будет приятной, я не сомневался. Жесткой – да.
Хочу ли я сломать эту игрушку? Нет.
Просто смотреть, как она ломается, но не ломать окончательно. Хочу терзать её мучить, но не ломать.
– Нам непременно нужна эта сделка. Если нет, то Братья Круз окажутся на шаг впереди нас, а этого никак нельзя допустить… – ворвался в сознание и спугнул мысли о Виоле голос Лопеса, моего первого помощника.
– Делайте как лучше, – кинул я рассеянно и взгляд Лопеса тут же схватился за моё лицо.
– Вы не заболели Эрик? Что-то вы какой-то бледный сегодня.
Да, понимаю, необычно. Чтобы я бывал равнодушен в деловых разговорах. Никак не могу переключится, хотя раньше за собой такого не замечал.
Мне было всё равно, какая шлюха сидит у меня на втором этаже. После каждой ночи разврата, я возвращался в нормальную жизнь легко и непринуждённо. Каждая такая ночь добавляла мне деловой энергии вдвойне.
Стоило утолить свою ярость, дать ей новую жертву, как на работе я совершал чудеса неподвластные пониманию конкурентов. Я всегда сносил их сделки, перебивал договорённости. Я просто акула в бизнесе.
Но вот, уже второй день замечаю за собой некоторую деловую вялость. Это нехорошо. Нужно поскорее утолить жажду ярости.
Мышцы застоялись, они хотят совершить движения, от которых потянуться, пустят быстрее циркулировать кровоток. Они хотят наносить удары, стягивать, вязать, натягивать, душить и шлёпать.
Теперь они хотят этого особенно остро. Я должен им это дать. Я должен дать своему телу удовольствие, которого оно просит.
– Да что с тобой, – возмущённо глянул Лопес, когда дверь за партнёрами закрылась, после деловой встречи, где я опять был не очень активен, – это важная сделка Эрик, нельзя всё испортить.
Я смотрел в окно задумчиво и снова равнодушно. Сегодня апатия к работе.
– Наверное, я немного устал.
– Возьми себя в руки, наконец. Отдохнёшь потом, нам неделю их мурыжить и если ты будешь сидеть с кислым лицом, сделки нам не видать, как собственных ушей.
Эти слова меня немного взбудоражили. За последние два года у нас ещё ни одна сделка не сорвалась. Не стоит допускать, чтобы это случилось теперь.
– Я соберусь, не волнуйся, – глянул я на Лопеса.
Не зря нанял его пару лет назад. У него хватка питбуля, если вцепится в заказчика, уже не отпустит. Хоть и есть в нём что-то непонятное моему уму. Но всё компенсируется количеством сделок, которые он совершает для компании.
Иногда он смотрит прищурив глаз и тогда я думаю, что он намного больше понимает меня, чем показывает. Ну и хрен с ним. Он подчиненный, а я хозяин, какая разница как он смотрит.
Даже если о чём-то догадывается, то это не его собачье дело.
Еду домой. В свой чертов дом, который много лет ненавижу, только потому что он принадлежал моему отцу. Потом как-то свыкся с этой ненавистью к дому и даже стал получать от неё удовольствие. Не могу отказаться от этого насилования собственных чувств. Это направится мне больше всего.
А несколько лет назад к этому насилованию мозга, добавил ещё насилование тела.
Помню, как это произошло, когда одна шлюха ударила меня по щеке, а я в ответ ударил её. Тогда я испытал удовольствие подобное оргазму. Небольшое, но удовольствие.
Мне захотелось повторить его и тогда я ударил ещё и ещё…
Джону пришлось замять ту историю. Он один понял что происходит со мной. С тех пор он делает всё, чтобы удовлетворить эту страсть, он как никто понимает мою от неё зависимость.
Много лет я думал, что это зависимость. От действий. От понимания собственной силы. От вкладывания, внезапно рождавшейся ярости в удар плети, порой разрывающий кожу. От силы, с которой сжимаются мои пальцы на чьей-то шее. От всего этого, я был зависим.
Думал, что зависим от этих действий, но внезапно эта вера пошатнулась.
Я понял, что завишу теперь не от действий, а от человека.
Зависим от неё, от Виолы, от тела… её тела…
Еду домой, плавно поворачивая, трогаю кожу руля и вспоминаю бархатную кожу Виолы. Я выбит из колеи, растерян, обескуражен.
Чертово желание.
Въехал во двор, вышел из машины и взбежал на крыльцо.
Желание видеть, что-то сказать, удостовериться, что не ошибаюсь. Получить доказательства этой новой зависимости.
В доме я быстро прошел по отдающемуся эхом шагов мрамору, по лестнице на второй этаж.
