Сидя в жёлтой комнате «Изиды», ожидая, когда за ним зайдёт Дима, Максим отвлёкся от изученной папки – закрыл глаза и вернулся к тем дням, когда путники блуждали в поисках луговины с истуканами. Вереницей пересекали мелкие реки, продирались через джунгли и чувствовали, как их одолевает истощение. Останавливались ночевать в глухой чаще, только успевали до темноты подготовить бивак и определить очерёдность ночного караула. Собственно, весь бивак состоял из костровой ямы, растяжек для просушки белья, дождевого тента и четырёх прохудившихся гамаков – караульные, отправляясь спать, ложились в гамак того, кто их сменял.
Максим понимал, что толку от истощённых караульных нет, что туземцы не выдадут себя посторонними звуками и, даже обнаруженные, всё равно не упустят беглецов, слишком те были ослаблены, но чувствовал, что однообразие экспедиционной рутины успокаивает путников. Они ворчали, стонали, злились, однако продолжали верить в правила, установленные с того дня, когда карта Шустова вывела их обратно с гор в дождевой лес, и эта вера отвлекала от сомнений.
Однажды утром все проспали подъём, и Максим объявил днёвку, а сам ушёл на несколько километров в сторону. Хотел уйти один, но за ним увязалась Лиза. Сказала, что поможет ему сделать задуманное. Максим убрал карту отца в рюкзак, больше в неё не заглядывал. Опасался, что луговина с истуканами давно осталась позади, а других ориентиров не было. Пошёл на крайнюю меру, едва ли не более опасную, чем бесцельное блуждание по непроглядной сельве, – выпустил в небо сигнальную ракету. Ракетница, некогда украденная Артуро у Скоробогатова, а затем оказавшаяся у Покачалова, частично отсырела, но сработала. Лиза надеялась, что красную метку сигнала увидит кто-нибудь из уцелевших членов экспедиции. Была вероятность, что в надежде на вознаграждение индейцы или метисы продолжают искать Аркадия Ивановича. Максим и Лиза нарочно отошли подальше от бивака, подозревая, что в опережение любым метисам на их призыв откликнутся тени.
С Аней Максим толком не простился. Знал, что может не вернуться, но боялся, что Аня последует за ним. О своём плане рассказал только Покачалову. Никита должен был к ночи передать Шмелёвым, что Максим и Лиза заночуют в джунглях – будут ждать три дня, прежде чем вернуться, если подмога не выйдет к ним раньше.
– Если мы через три дня не вернёмся, уходите, – сказал Максим. – Идите на юг. И у вас будет шанс.
– Уйдём, – кивнул Покачалов. – И шанс у нас будет. Так просто мы не сдадимся.
Ракету выпустили в первый час темноты, сразу развели сигнальный костёр и улеглись спать. Понимали, что раньше полуночи никто не появится. После полуночи рассчитывали посменно караулить возле костра, а пока решили не растрачивать попусту силы. Забрались в захваченный гамак. Максим предложил лечь валетом, но Лиза легла к нему лицом.
Максим вспомнил, как Лиза, обняв подушку, сидела на диване в гостевой комнате – в его пижаме с дурацкими синими верблюдами, с чёрным лаком на выглядывавших из-под одеяла ногах, вспомнил поцелуй в клушинском лесу. Сейчас Максим с Лизой вынужденно лежали прижавшись друг к другу. В их прикосновениях не обозначилось ни взаимного тепла, ни намёка на близость. Максим смотрел в глаза Лизе. Она смотрела на него в ответ. В предчувствии возможной смерти было приятно ощутить рядом живого человека.
– Жаль, что всё так, – прошептала Лиза.
Пояснять своих слов не стала. Максим и не просил. Не хотел разбираться, говорит Лиза об участи их отцов или о чём-то другом. Знал, что ничего не изменить. В отличие от Лизы, об этом не жалел.
На рассвете к ним вышел сын Мардена, Лучо. Кажется, Максим меньше удивился бы, увидев, как из-за деревьев выходит оживший Шахбан. Путники вернулись на месяц позже обозначенного Марденом срока, и Максим был уверен, что проводник с мамой уже добрались до Икитоса, живут в безопасности, рассуждают о возможности организовать спасательную экспедицию. Мама вполне могла выйти на каких-нибудь представителей «Форталезы», рассказать им об исчезновении Скоробогатова и указать, где именно его искать. Но вместо этого уговорила Мардена задержаться ещё на месяц. По её словам, решающую роль сыграл Лучо, заявивший проводнику, что останется ждать с Екатериной Васильевной. Первые дни Марден бесновался, ругался так, что Лучо становилось неловко, но в итоге смирился.
– Никаких больше Шустовых! Чтобы ещё раз! Хоть один раз! Да я скорее руку отдам на отсечение. Ну ладно, может, не руку. Но пальцы… Один палец точно… В общем, никогда и ни за что! И не забывайте, вы мне тут платите посуточно! Когда вернёмся, я вас не отпущу, пока сполна не получу всё, что мне причитается.
Аня, заприметив Максима, бросилась его обнимать. Следом обняла смущённого и довольного Лучо. Наконец, обняла даже Лизу – и так крепко, задорно, что Лиза впервые за последние дни не сдержала улыбку. Сняв бивак и на время позабыв об усталости, путники пошли вслед за Лучо – выбрались к укромной стоянке Мардена и Екатерины Васильевны. Провели там десять дней. Отчасти залечили болячки – Марден помог Никите избавиться от личинок овода, а Диме обработать гноившиеся пальцы ног, – отъелись варёным мясом и пустились в обратный путь.
Не спеша, убедившись, что туземцы их не преследуют, добрались до места, где экспедиция Скоробогатова оставила лодки. Баркасы по обмелевшим рекам пройти не смогли бы, и путники взяли две лодки с мотором-веслом. Сели по четыре человека: Максим и Марден – каждый за свой мотор, а Дима и Лучо – на нос высматривать запруженное сором русло. Остальные со стоном удовольствия растянулись на дне лодок, наслаждаясь трудным, но сравнительно расслабленным путешествием.
Добравшись до Икитоса, Лиза, ни с кем не попрощавшись, улетела в Лиму, оттуда – в Севилью. Перед отлётом оставила Максиму, Екатерине Васильевне, Покачалову и Шмелёвым деньги на возвращение в Москву. Выплатила Мардену гонорар за проведённые в сельве дни и доплатила сверх меры за его молчание. Заодно поручила проводнику узнать судьбу нанятых её отцом кандоши и агуаруна. Позже Лиза написала Максиму, что из экспедиции Скоробогатова больше никто не вернулся. Ни Егоров, ни Артуро, ни метисы из фирм, принадлежавших Аркадию Ивановичу, не объявлялись. Марден в свою очередь отчитался, что кандоши и агуаруна бесследно пропали или предпочли затаиться и никому о своём возвращении не сообщили.
Максим был уверен, что мама захочет улететь из Икитоса первым же рейсом, однако она предложила задержаться на Амазонке, не торопиться и насладиться победой. Вот только отмечать её поехали в больницу, куда ходили каждый из проведённых в Икитосе дней – смирившись с неизбежно долгим лечением, листали многостраничные результаты анализов и предписания врачей.
Максим напомнил Диме о его мечте сводить Софию в ресторан. Дима ответил, что в своих фантазиях столько раз и завтракал, и обедал, и ужинал с Софией, что она ему наскучила. Покорно сносил шутки сестры и Покачалова, а под конец обещал, что непременно отправит Софии открытку из Москвы. В итоге не сделал даже этого.
О случившемся в скальной лакуне Максим рассказал маме лишь в общих словах. Не стал её обманывать и не скрыл от неё встречу с отцом, но обошёлся без деталей – видел, что само упоминание об уцелевшем, а затем погибшем Шустове угнетает маму.
