Обратите внимание на одно интересное обстоятельство. Образно говоря, родилась европейская судебная медицина во Франции, но вырастили ее в немцы. Почему так произошло? Почему французы, за исключением Николя де Бланьи, не развивали судебно-медицинского наследия, оставленного Амбруазом Паре?
Но при этом французы проявили себя в других медицинских науках. Можно хотя бы вспомнить Шарля де Лорма, который, как и Бланьи, служил при дворе Людовика Четырнадцатого, только не хирургом, а врачом. Бланьи придумал знаменитый костюм чумного доктора, состоявший из длинного плаща, доходившего до пят, брюк, перчаток и шляпы с широкими полями. Костюм шился из вощеной кожи, которую легко и удобно было мыть, впрочем, вместо кожи можно было использовать более дешевую холстину, пропитанную воском. К костюму прилагалась «птичья» маска с длинным, загнутым вниз клювом, который представлял собой примитивный респиратор. В клюв вставлялись мешочки, набитые ароматическими травами. Считалось, что благородные запахи уничтожают некие чумные миазмы, посредством которых якобы передавалось это ужасное заболевание. Надо сказать, что чумной палочке (так называется бактерия, вызывающая чуму) все эти ароматы были «до лампочки», но тем не менее клюв приносил большую пользу – он ослаблял смрад, исходивший от разлагавшихся трупов, которые во время чумных эпидемий лежали повсюду. Да, разумеется, современный противочумный костюм не идет ни в какое сравнение с изобретением Лорма, но для XVII века это изобретение было очень полезным. Как говорится – лучше хоть что-то, чем совсем ничего.
Или давайте вспомним другого французского врача – Рене Лаэннека, который в начале XIX века изобрел такой полезный метод обследования пациентов, как аускультация, или выслушивание, а заодно изобрел и специальный инструмент для этого дела под названием стетоскоп.
История изобретения стетоскопа немного анекдотична. Однажды Лаэннека пригласили к молодой светской даме, у которой были нелады с сердцем. Лаэннек постеснялся напрямую прикладывать ухо к ее груди, как обычно у него было принято, и свернул из бумажного листа трубку для выслушивания. И что же? Оказалось, что через бумажную трубку сердечные шумы слышны лучше, чем при непосредственном контакте уха с телом! Дело в физическом явлении, которое называется резонансом – стенки стетоскопа усиливают выслушиваемые звуки.
При желании можно вспомнить еще не меньше дюжины французских врачей, которые развивали медицинскую науку по различным направлениям в XVII и XVIII веках. Но развитие судебной медицины остановилось на Николя де Бланьи, да и он, честно говоря, никаких переворотов в этой науке не совершал, а просто немного дополнил то, о чем писал Амбруаз Паре.
Так в чем же причина?
Уточнение – законодательного «угнетения» судебной медицины во Франции не было. Французское законодательство давало судебной медицине тот же статус, которым эта наука обладала и в Священной Римской империи германской нации. Привлечение врачей в качестве судебных экспертов было закреплено в ряде французских законов.
Подсказка – обратите внимание на название науки, историю которой мы изучаем.
Какая у нас медицина? Су-деб-на-я! Развитие судебной медицины напрямую связано с состоянием судебной системы. Во Франции в XVI веке начался регресс судебной системы. Суды стали коррумпированными, судебные процессы – формальными. Исход определялся не доказательствами, а размерами взяток, которые получали судьи и эксперты. О каком развитии науки можно говорить в подобной ситуации? Разумеется, ни о каком. Французская судебная медицина начала развиваться только в ХIХ веке, и надо сказать, что темпы этого развития вплоть до настоящего времени оставляют желать лучшего. Да и само положение судебной медицины во Франции довольно удручающее.
Очень важное значение имеет трактат профессора Готфрида Велша «Обоснованное суждение о смертельных ранах» («Rationale vulnerum lethalium judicium»), опубликованный в Лейпциге в 1660 году. Важность его заключается в том, что автор призывает проводить вскрытия тела при всех случаях скоропостижной смерти, даже при отсутствии видимых внешних признаков насилия или отравления. «Сделай вскрытие и только потом говори, что смерть наступила от естественных причин», – пишет Велш. Кроме этого, Велш настаивал на том, чтобы судебные вскрытия проводились опытными врачами, сочетающими хорошее знание медицины со столь же хорошим знанием права. Только такие специалисты, по мнению Велша, могут решать сложные вопросы, касающиеся установления причины смерти, и обосновывать свои заключения в суде. Велш не говорил прямо о выделении судебно-медицинской экспертизы в отдельную специальность, но такой вывод напрашивается сам по себе. Подобно многим ученым, упомянутым в этой и следующих главах, Велш был не только профессором университета, но и городским врачом. Ученый-врач, хорошо разбирающийся в вопросах судебной экспертизы, просто не мог не занять эту должность, не имел шансов.
В «Обоснованном суждении» впервые в истории судебной медицины вводятся фундаментальные критерии оценки смертельных ран и отравлений. Приводить их здесь нет смысла, поскольку смысл будет понятен только врачам. Достаточно упомянуть о том, что наличие четких критериев имеет основополагающее значение для любой науки, для любой экспертизы. В судебной практике есть неформальное понятие «видеть ушами». Подразумевается, что правильное заключение эксперта должно быть составлено таким образом, чтобы, слушая его, судья или кто-то другой «видел» то, о чем идет речь. Разумеется, что для этого нужны критерии.
В 1690 году в том же Лейпциге был издан трактат университетского профессора Пауля Аммана «Практика смертельных ранений» («Praxis Vulnerum Lethalium ex Decadibus Historiarum Rariorum, ut Plurimum Traumaticarum cum Cribationibus Singularibus Adornata»), в котором подробно анализировались телесные повреждения, приводящие к смерти. Это было очень полезное руководство по судебной травматологии, основанное на практическом материале, можно сказать – настольная книга.
Любому специалисту, насколько знающим и компетентным он бы ни был, нужно иметь под рукой руководства и справочники. Постоянно же требуется что-то уточнить или освежить в памяти, особенно если речь идет о чем-то таком, что приходится делать эпизодически, от случая к случаю. Современные судебные медики постоянно загружены работой, порой даже чрезмерно загружены. В Средние века и в начальном периоде Нового времени дело обстояло иначе. Даже городские врачи, официальные чиновники магистратов, проводили судебно-медицинские вскрытия или освидетельствования живых лиц время от времени, а не в режиме нон-стоп. Вдобавок профессиональное обучение судебной медицине, то есть чтение лекций по ней, началось только в XVIII веке. Вот и представьте, насколько врачи того времени нуждались в практических руководствах по судебной медицине. Не следует забывать и о той ответ-ственности, которая лежит на судебных экспертах, ведь от их заключения зависит судьба обвиняемого, а нередко и его жизнь. Так что каждый трактат, подобный трактатам Бонна или Аммана, был в то время для врачей не просто полезной книгой, а бесценным даром.
Под занавес (эта длинная глава уже заканчивается) давайте вернемся к Иоганну Бонну и рассмотрим один факт, который можно интерпретировать двояко – и в позитивном, и в негативном ключе. Этот факт имеет прямое отношение к развитию судебной медицины, поскольку касается научного наследия Бонна.
