Опять зазвонил телефон. Что, еще кто-то хочет сделать меня главным редактором? Не надеяться, не надеяться!
– Слушай, – пробасила в трубку сестра Ж. – Завтра Боря устраивает вечеринку у себя дома. Позвал меня, но мне неловко идти одной из-за нашей с ним… ситуации. Приходи тоже, а?
– Так меня не приглашали, – возразила я.
– Вообще-то технически он сказал «приводи подругу с фрикадельками, если хочешь». А я хочу!
– Это, конечно, лестно. Но думаю, главное слово там «фрикадельки», а их готовит моя мама, которую я давно не видела. Она дико занята на работе, и с Кузей тоже завтра не сможет остаться, – честно перечислила я все причины манкировать приглашением. – Прости.
– Угу, – вздохнула Жозефина. – Ну ладно.
Через пять минут она перезвонила, очень довольная:
– Все решено! Я договорилась с Борей. Приходите с Кузей. Там будет Таня и ее няня Дора Иосифовна, она займется детьми.
А Таниного папы, значит, не будет, раз девочка при няне. Увидел меня в зеркале, испугался и убежал.
– Хорошо, – сдалась я. – Давай сходим. А повод какой? Завтра двадцать третье декабря. Раннее католическое Рождество в еврейском доме?
– Нет. Люстра! – торжественно объявила сестра Ж.
– Люстра, – повторила я.
– Ну да. Боря ее повесил, наконец. Ту самую, шикарную-огромную. Она года два на полу у него лежала.
– Тогда понятно. Люстра – серьезный конкурент младенцу Иисусу. И какие дары ей нести?
– Не знаю, что любят люстры. Наверное, висеть и светить, – легкомысленно предположила Жозефина. – Значит, у нее все есть. Купи чисто символическое что-то – бутылку вина, например.
У меня дома еще стоял почти целый ящик бордо, принесенный Борей, так что вино в качестве подарка отпадало. Ладно, что-нибудь придумаем. Схожу на собеседование, заберу Кузю и поедем с ним поздравлять люстру. Не самый безумный план для конца безумного года имени потерянной надежды.
8. Анна на шее
Издателя, который зачитывался моим фейсбуком, звали Филипп. У него была идеальная щетина, дорогие сверкающие очки и просторный стеклянный кабинет в конце коридора. Пока я туда шла, меня провожали десятки глаз, в основном женских. Редакции здесь сидели все вместе в опенспейсе. Я слышала обрывки разговоров – «А пруф из репро пришел?», «Кать, у меня выкрик не помещается!», «Хайрез я заказала бильдам» – и чуть не плакала. Так, оказывается, соскучилась по обычной редакционной жизни и нормальным человеческим словам. Я хочу здесь остаться. Не разочаровывай меня, Филипп в красивых очках.
– Добрый день, Антонина! – Филипп вскочил из-за огромного офисного стола, протянул мне теплую сухую руку для знакомства. – Очень рад, что вы смогли прийти. Хотите чаю, кофе? Может быть, капучино?
И так внимательно посмотрел на меня, ожидая ответа, будто я должна была изложить ему план спасения при апокалипсисе.
Я выбрала кофе, черный. Не хватало мне еще молочных «усов» или проблемы «куда деть чайный пакетик». Я и так немного скованно чувствовала себя в блестящем кабинете Филиппа – пришла как есть, в уггах и сереньком, решила не корчить из себя топ-менеджмент. Филипп быстро сказал в телефонную трубку: «Два американо, пожалуйста», и предложил мне сесть на кожаный диван в центре кабинета. Сам занял кресло напротив. Тут в дверях появилась девушка с очень короткой стрижкой и в уггах, как у меня. Нерешительно помахала листами бумаги:
– Фил, посмотришь варианты обложки? Извините.
– Конечно! – встрепенулся Филипп. Разложил листы на стеклянном столе между диваном и креслом.
– Что скажете? – повернулся он ко мне.
Девушка с короткой стрижкой заметно напряглась. Еще бы, сейчас незнакомая тетка начнет критиковать ее обложку.
– Я пас, – улыбнулась я. – Но мне нравится белая.
Все с облегчением рассмеялись – я угадала и с тоном, и с вариантом.
– Белая явно лучше! – подтвердил Филипп.
– Я же говорила! – задиристо сказала девушка со стрижкой. – Спасибо вам. Фил зачем-то просил сделать красную и оранжевую.
Она подмигнула мне, собрала свои листы и побежала, понесла благую весть в редакцию. Мне понравилась и девушка, и все три обложки, и то, что люди здесь ходят в уггах и называют начальство на «ты». Напряжение спало, стеклянный кабинет показался мне уютным и безопасным местом.
Принесли кофе, и мы с Филиппом начали обсуждать работу. Разговор пошел легко. Филипп задавал уместные вопросы, а я точно знала, что и как на них отвечать, – и даже ни разу не покривила душой. Мы обсудили журнал, его проблемы и возможности развития. Поговорили о целевой аудитории, бюджете на авторов и картинки, распространении, дизайне, контенте, о том, какие рубрики можно было бы ввести, каких колумнистов привлечь, как наладить взаимодействие с интернет-версией. Сайтом занималась отдельная команда, и Филипп, в отличие от многих медиаменеджеров последних лет, не собирался запрягать в эту повозку редакторов принта и погонять их хлыстом kpi.
Я впервые за долгое время осознавала, что говорю с профессионалом – и чувствовала профессионалом себя. То, что я умею, было нужно Филиппу, и он всячески это подчеркивал. Хвалил меня и мои тексты, соглашался, что ни в коем случае нельзя экономить на корректорах, слушал, склонив голову и ловя каждое мое слово, делал меткие замечания, удивлял эрудицией.
– Что ж, у меня вопросов нет. Но, наверное, вас интересует зарплата, – коротко улыбнулся он, выпрямившись и показывая, что начинается разговор о серьезном. – Могу дать столько-то. На руки. Торгуйтесь!
Я о деньгах почти забыла – слишком увлеклась беседой и с тоской ждала, когда же мне выдадут длиннющее тестовое задание и скажут, что нужно еще пройти три собеседования и психологический тест – нарисовать козу. Вместо этого мне предложили зарплату, которую я получала в Буке почти год назад. И соцпакет. И умного начальника.
Но я и тут умудрилась все испортить.
Я спросила: «А где ваш действующий главный редактор?»
Филипп поскучнел и на секунду отвел глаза. Вздохнул и медленно, подбирая слова, объяснил:
– Она должна выйти из декрета в январе. Родила летом, но рулит всем на удаленке. Рулит не очень хорошо, как видите, – он кивнул мне заговорщически, но я даже не моргнула. – Если мы с вами сейчас договоримся, я пойду к генеральному и постараюсь его вразумить. Он и сам видит проблемы, но пока колеблется, боится увольнять молодую мать. Мне просто нужно предложить ему четкий вариант, замену. Я смогу вас продать, не волнуйтесь. Он любит людей из фейсбука с крепким принтовым опытом.
Да. Кто ж их не любит. Кстати о фейсбуке – у нас с этим главным редактором 80 общих друзей. Я знаю ее в лицо, миловидная блондинка, зовут Аня, обожает фотографироваться, в отличие от меня.
Если я соглашусь на предложение Филиппа, Аню уволят. Она, конечно, получит хорошую компенсацию и сможет провести какое-то время с маленькой дочкой – я знала, что у нее дочь, из того же фейсбука. Потом деньги все равно закончатся и она начнет искать работу. Работу, которой нет – и это я уже не из фейсбука знаю. Аня будет ходить по собеседованиям, переписывать свое резюме под каждого нового работодателя, делать тестовые задания в стол, придумывать концепции для дурацких порталов, выслушивать от эйчаров, что для простого редактора она слишком квалифицирована, а для непростого – слишком молодая мать. Каждый раз надеяться и терять надежду, и веру в себя терять, и любовь к профессии.
