Антона я почти не видела. Притом что мы продолжали учиться на одном факультете и жить в одном доме.
Следующую зиму я встретила со своими девчонками у нас в комнате. Мы делали генеральную уборку.
– Как много изменилось за год! – радовалась Майка, которую только что повысили до младшего редактора. – У всех теперь серьезная жизнь. Мы с Козликом по-настоящему работаем, Лисицкая вообще начальником стала, а летом замуж за Лисицкого выйдет!
– Выйдет и снова войдет, – хмурилась Ольга, которая по-прежнему не стремилась к официальному браку, но уже позволяла называть себя Лисицкой.
Я молчала и машинально терла подоконник: не замечала особых перемен. Как была зима, так и осталась.
– А скоро Новый год! Все вообще будет по-новому! – продолжала Майка, намывая полы. – Я просто чувствую, что произойдет что-нибудь волшебное. Козлик, ты тоже чувствуешь? Вымой тряпку, пожалуйста, не хочу по чистому идти.
Я отвлеклась от подоконника и послушно пошла в ванную. Стояла там долго, смотрела, как тряпка постепенно намокает и тяжелеет от воды, отжимала ее, снова держала под краном. И впервые за год что-то чувствовала. А именно: если Майка ошибается и в ближайшее время не произойдет ничего волшебного, я умру. Умру, и все. Перестану дышать вечной мерзлотой, растворюсь, пропаду, утеку грязной водой в какое-нибудь отверстие. Не будет наконец-то никакой Антонины. И я отдохну.
На следующий день Майка заболела. Лежала с высокой температурой в очень чистой комнате и жаловалась: «А меня ведь Майк в кино позвал! На вторую “Иронию судьбы”! Теперь все! Какая гадость этот ваш Новый год!» Лицо ее кривилось – от обиды, досады и оттого, что она с детства не умела глотать таблетки, запивая их водой, и теперь мучительно пережевывала горький парацетамол.
– А в какой кинотеатр вы собирались? – спросила я, великий утешитель.
– А мы не в кинотеатр, а сюда, к нам, на тринадцатый этаж. Какой-то дядька приносит пиратские DVD и показывает за деньги. Майк с ним дружит, так что ему бесплатно! – сказала Майка с гордостью. Майк, в миру Миша с биофака, был ее недавно обретенным бойфрендом, и она тогда восхищалась им по каждому поводу.
Тут в дверь постучали. Оказалось, что это как раз Майк пришел за дамой сердца, чтобы вести ее смотреть кино в плохом качестве.
Увидев Майка, Майка (да, мне тоже сложно, терпите – теперь у нее муж Марко!) начала на глазах угасать.
– Привет… – прошелестела она из-под одеяла, и рука ее, потянувшись было к любимому, повисла плетью. Худенькая белая рука, такая беззащитная. Майк бросился ее целовать:
– Малышка, ты болеешь?!
– Та (это было «да»). Бумаю, в кидо бойди де подучидся (это была плохая имитация насморка). Посидишь со мной (а это насморк чудесным образом прошел)? Козлик, а ты, может, сходишь за нас на фильм?
Я поняла, что особого выбора у меня нет. Майка намерена лечиться любовью, и не по-товарищески будет прерывать процесс выздоровления. Когда-то у меня тоже был человек, с которым я мечтала остаться вдвоем.
– Ладно. Только расскажите подробно, куда идти и что говорить.
– Это очень просто! Скажи, что ты от меня! – обрадованно заорал доктор Майк, забыв, что находится у постели страждущей девы. – Тринадцатый этаж, комната 1306. Там увидишь, уже люди собираются на сеанс. Мужика, который показывает кино, зовут Вениамин.
В тот день на сеанс «Иронии судьбы. Продолжение» никто, кроме меня, не пришел.
Мы с кинооператором – на самом деле, системным администратором – Вениамином смотрели фильм вдвоем, в полной тишине. Потом он пригласил меня к себе в гости, в Перово. Там мы посмотрели еще несколько экранных копий разного кино, выпили вина, съели много бутербродов с докторской колбасой. Еще Вениамин познакомил меня со своей мамой, милой старушкой Лидией Ивановной, которая глядела на меня с надеждой и как будто боялась спугнуть.
Новый год мы встречали втроем. Лидия Ивановна приготовила салаты и бутерброды с икрой, мы смотрели «Иронию судьбы» – старую.
Первого января Вениамин сказал: «Ну что, переезжаешь ко мне? Сколько можно ждать».
Первого февраля он спросил: «Выйдешь за меня замуж? Если выйдешь, брошу курить».
И поехал в Белогорск знакомиться с моей мамой и просить у нее моей руки.
Первого марта мы подали заявление в загс. Забронировали для банкета кафе «Василек» на соседней улице. Хозяйка заведения в слове «блюда» ставила ударение на «а». Свадьба состоялась в мае.
– Ох, маяться будете, – качала головой Лидия Ивановна, но было видно, как она довольна.
– Стоило уезжать в Москву, чтобы оказаться в кафе «Василек», – вздыхала моя мама, и было заметно, что она недовольна.
– Козлик всех обскакал! – смеялась Майка, которая собиралась замуж за Майка в августе.
Лисицкая молчала, курила в стороне о чем-то своем. Они с Лисицким поженились только через год, и тихо, без свадеб.
Я ходила в белом платье и неудобных белых туфлях на низком каблуке (чтобы не казаться выше жениха) и все время улыбалась. Мои мечты сбывались. Меня позвали замуж, познакомили с мамой, представляли всем женой. Вениамин настаивал, чтобы я прописалась в его квартире, и обижался, что из-за лишней возни с документами не хочу брать его фамилию.
Я любила его за это. Тонула в благодарности и нежности. Он казался мне волшебником, который пришел из ниоткуда и оптом выполнил все мои желания. Новогодние чудеса происходят, даже если ты девушка-Козлюк.
Через месяц Вениамин снова закурил. Точнее, выяснилось, что он и не прекращал. Также оказалось, что он говорит «звОнит», «ложит», «повешай» и «разбувайся».
Через два месяца я узнала, что перед самой нашей свадьбой они с мамой Лидией Ивановной сходили к нотариусу и оформили друг на друга дарственные на их квартиру – чтобы я не вздумала на нее претендовать.
Я спросила мужа, почему он мне не доверяет. Он ответил, что это было условие Лидии Ивановны: он ищет в общаге жену, прописывает ее и всех будущих внуков, но не дает прав (он сказал «правов») на квартиру. В этот момент мимо с высоко поднятой головой проплыла гордая свекровь – явно подслушивающая. Ее план сработал.
Вечером я сделала тест на беременность, потом еще четыре штуки. Все подтвердилось.
Я хотела уйти от Вениамина и жить в Белогорске, и моя мама, несмотря на пугающее повторение семейной истории, согласилась, что это хорошая идея.
Но Вениамин приехал в Белогорск, привез коробку пирожных «картошка», всерьез просил прощения и обещал, что, как только ребенок родится и чуть подрастет, мы переедем на съемную квартиру. Что у нас обязательно будет маленькая девочка Аня, и он ее уже любит – а меня любит еще сильнее.
Я вернулась в квартиру, на которую не претендовала. Свекровь вела себя тихо. Мы поладили, забыли обиды, по субботам играли в лото.
– Только бы Анютка дотерпела до весны! – говорила Лидия Ивановна. Мне ставили срок родов двадцать восьмое февраля.
