Проснулась резко, дернув ногой – видимо, опять во сне куда-то бежала. Начала отбиваться от одеяла, пытаясь его сбросить. Во рту было неприятно сладко, как всегда после дневного сна, и голова гудела. Пока я воевала с одеялом, уронила на пол телефон. Подняла, посмотрела время: тридцать две минуты. Когда закрывала левый глаз, было ноль-две. Проспала, значит, четко полчаса. Я сползла с кровати и, припадая на одну ногу, которую умудрилась отлежать, потащилась в ванную умываться. Темно-то как. Совсем уже осень. Парадокс: солнца нет, а оно светит и даже заходит – по крайней мере, разницу между днем и ночью я пока замечаю.
Умывшись, я снова посмотрела в телефон – не звонил ли кто, не писал ли, не предложил ли, например, работу, максимально далекую от «ЖП».
Непринятый вызов только один, от мамы, в 19.45.
Я открыла кран, зачерпнула ладонью холодной воды, медленно провела рукой по лицу, глотнула пару капель. И резко задышала. Как в 19.45?! А сейчас тогда сколько?
Схватила телефон мокрой рукой, с трудом разблокировала, тупо уставилась на цифры. 20.34. Двадцать! То есть половина девятого. А я должна была забрать Кузю из «Бурато» в шесть.
Сердце ухнуло так сильно, что я едва устояла на ногах.
Пока пыталась натянуть в прихожей ботинки, пока искала ключи, оказавшиеся на своем обычном месте, под зеркалом, где я, конечно, догадалась посмотреть в последнюю очередь, – прошло, кажется, еще лет сто. Я вывалилась на улицу в полную темноту, споткнулась о порог, ругнулась и понеслась вперед. Бежала нестерпимо долго. Мимо церкви, мимо салона «Люкс Плюс», мимо загадочной темной усадьбы с побитыми окнами, и старого НИИ, и цветочного магазина, и нарядного отельчика – и как это мне раньше казалось, что «Бурато» прямо рядом с нашим домом? Пока спешила, звонила Кузе на новый его мобильный и думала, как объяснить все ребенку, три часа ожидающему беспутную мать на очередной калошнице. Но его телефон был вне зоны действия сети. Ничего, добегу и скажу правду, Кузя умный и многое понимает, особенно в последнее время. Наконец я очутилась у знакомого приземистого домика. Подергала дверь – закрыто. Опять подергала. Прочитала вывеску: все еще детский центр «Бурато». И постучала, и заглянула в темные окна. Нет, там никого не было, и главное – не было Кузи.
Сердце перестало ухать, оно просто встало.
Я всегда считала себя человеком, который в критической ситуации мыслит ясно и конструктивно. Сначала делает, а потом уж волнуется.
Но у запертой двери детского центра я начала рыдать, захлебываться и топать ногами. И бегать туда-сюда по улице, и тыкать рукой с телефоном в небо – грозить Богу. «Что, – завывала я, – тебе мало было отобрать у меня работу, друзей и нормальную жизнь? Кузя тебе понадобился? Как мелко и некрасиво. Он же маленький и любит коалок, а ты!»
Я остановилась, заплакала уже тише. Привалилась к двери, закрыла глаза, посчитала до трех. С Богом на связь выйти вряд ли получится. Кузин телефон все еще был вне зоны действия. Надо звонить куда-то еще. Маме? Она сразу умрет, и у меня будет еще меньше родственников. В милицию? Раньше надо было набирать ноль-два, а сейчас что? Какие-то три новые цифры. Лисицкая говорила, что у нее в Питере квартира с тем же номером.
И я позвонила Лисицкой.
– Ольга, какая у тебя квартира? – Я никогда не называла Лисицкую Ольгой.
– Э… двухкомнатная. Номер – сто двенадцать. Козлик, что случилось? Ты в Питере? Внизу? Домофон тоже сто двенадцать. Я сейчас открою.
– Я в Москве, Кузя пропал, не могу говорить, – произнесла я скороговоркой, нажала отбой и глубоко вздохнула. Лисицкая всегда внушала мне спокойствие за полсекунды. Это она тот человек, который в критической ситуации мыслит ясно и конструктивно, а не я.
Вместо милиции я позвонила Марине Игоревне из «Бурато».
– Все поняла, – сказала Марина Игоревна тоном опытного доктора. – У нас сегодня первый день вышла новый администратор Гуля. Дети, уходя, отмечаются у нее. Я свяжусь с Гулей, все уточню и перезвоню вам. Ждите.
Мне было приятно услышать «ждите». Это означало, что я уже чем-то занята, а не просто бегаю по району как полоумная.
Пока мы говорили с Мариной Игоревной, ко мне пыталась пробиться Лисицкая. Я не стала перезванивать – боялась пропустить звонок с новостями от администратора Гули. В телефоне замигал незнакомый номер.
– Алло! Алло! – взволнованно кричала женщина, будто по межгороду в восьмидесятые. – Это Бодомгул! Бодомгул! Мне Марина звонила. Ваш мальчик длинноволосенький? В желтой кофте с говорящим мылом?
Я зависла на секунду.
– Да! – догадалась я. – Довольно лохматый. В голубой кофте с желтым Губкой Бобом.
– И имя у него необычное, да? – уточнила Бодомгул.
– Кузя. Его зовут Кузя.
– Да-да-да! – рассмеялась с облегчением администратор. – Все в порядке, я его видела. Он ушел с папой!
5. Мальчик, который вышил
Вениамин взял трубку с первого гудка и весело сказал: «Слушаю внимательно». Я от неожиданности даже отпрянула и забыла, что собиралась сказать.
– Алло, – вспомнила я. – Скажи, пожалуйста, Кузя у тебя?
Я старалась говорить спокойно и вежливо, как будто ничего странного не происходило.
– Кто это? – спросил Вениамин.
Меня вдруг захлестнул совсем уж неуместный гнев. В игры будет со мной играть, притворяться, что не узнал. Или, может, он забыл, кто такой Кузя, и об этом спрашивает?
– Дай ребенку трубку! – прорычала я, забыв, что собиралась быть милой и всепрощающей, чтобы мне только отдали Кузю и мы с ним в воскресенье посмотрели кино дома, а потом в кинотеатре, и чтобы вернулась простая мирная жизнь с планами на выходные.
– Ты ненормальная, – заорал Вениамин, который теперь-то меня узнал. – Что тебе надо от меня!
– Ты забрал Кузю из «Бурато»? – спросила я. – Бодомгул сказала, что он ушел с папой.
– Я сейчас вообще не понял, что ты сказала. Какой Мурат! Какой богомол ушел с папой! Пьяная, что ли?
– «Бурато» – детский центр, где Кузя занимается. Бодомгул – администратор. Ты клянешься, что не забирал ребенка?
– Я тебе никаких клятв давать не собираюсь, – заговорил Вениамин новым и таким заносчивым тоном, что я сразу поняла: это начались показательные выступления для подоспевшей Катерины Х. – Ты, например, так и не выписалась из квартиры.
– Так у тебя Кузя или нет? – Я снова говорила спокойно. Мне нужна была информация, а не победа в споре.
Вениамин, видимо, прикрыл трубку рукой, чтобы посоветоваться, потому что воцарилась глухая тишина. Но потом сквозь нее я все-таки услышала женский шепот: «Скажи ей, что отдашь ребенка, если она выпишется… а что такого!»
– Я тебе перезвоню, – быстро сказал Вениамин и отключился. Мне показалось, что в голосе его звучала беспомощность.
