— Свельг? — оглядывается она.
Он качает головой.
— Я иду вниз, Элин. Я должен быть со своими людьми.
Он подходит, быстро и порывисто целует Эрлин в лоб.
Потом обнимает мать.
— Будь осторожен, мой мальчик, — говорит она.
Свельг кивает. Будет.
— Я с тобой, — пытается Эрлин.
— Нет. Ты останешься здесь. Это приказ. Ты обязана подчиняться мне, как старшему по званию.
Спокойно и уверено. Страха больше нет, только понимание долга. Он мужчина, воин и командир, он должен сражаться и защитить их. Свельг действительно изменился за этот год.
Хуже всего — не понятно, чего ждать. Закончится ли все это, или Лес пока не добьет, не раздавит — не успокоится. Если у Хёнрира ничего не выйдет, то все они умрут. Лес решит отомстить, отыграться.
Твари все прибывают.
Все нарастающий гул, словно из-под земли. Сначала тихий, потом все сильнее. Так, что закладывает уши и становится нечем дышать.
Словно раскаляется воздух.
Бьярни плачет. Эрлин обнимает, пытается успокоить его. Айлин обнимает их обоих. У Айлин белые, плотно сжатые губы, глаза зажмурены. Она пытается сделать все, что в ее силах. Защитить Эрлин и внука, защитить Свельга, даже если тот далеко. У Айлин — сильный дар… который передался Свельгу. И Свельг должен справиться!
Нарастает гул. Так, что закладывает уши. Дрожит земля. Кажется даже, башня сейчас рухнет, и они все погибнут под обломками. Но бежать некуда, кругом твари.
Эрлин магией пытается удержать башню, насколько может — удержать.
От напряжения — текут слезы.
Кажется это все длится бесконечно… невозможно… сейчас они не выдержат и умрут. Голова раскалывается, темно в глазах. Эрлин уже почти ничего не осознает, кроме этого гула… или скорее пронзительного крика, от которого едва не лопаются барабанные перепонки. Ее трясет.
Кажется, нити Леса уже обвивают ее, опутывают, разрывают на части. Еще немного, и все. И твари… вот-вот ворвутся. Гул перекрывает все звуки битвы, так, что не понять. Близко?
Кажется, какой-то грохот там…
И вдруг… это обрывается.
Тишина накатывает так внезапно, что это невозможно осознать. Оглушающая. И в этой тишине далекие то ли щелчки, то ли хлопки, но и они стихают. Не остается больше ничего.
Тишина.
Голова раскалывается.
Дышать тяжело, и что-то соленое на губах… Эрлин осознает не сразу, но просто из носа, по губам, по подбородку, течет кровь.
Бьярни всхлипывает.
Они живы?
Эрлин с трудом открывает глаза. Айлин смотрит на нее.
— Что… — шепотом, одними губами говорит Эрлин. Сил сказать громче нет.
— Все, — так же тихо говорит Айлин. Совсем белая. У нее тоже кровь. Глаза красные, сосуды полопались от напряжения.
Все закончилось?
Эрлин пытается оглядеться, но даже от такого простого действия подкатывает тошнота.
Сейчас… надо немного прийти в себя. Отдышаться. Вдох-выдох…
— Свельг… — шепотом говорит Айлин. Пытается встать.
Не может, ноги не держат, она падает.
Сейчас…
Эрлин прижимает к себе Бьярни одной рукой. Бьярни судорожно всхлипывает, не открывая глаз, но он жив и, значит, с ним все будет хорошо.
Свельг…
Вниз, по лестнице. Это почти нереально. Почти ползком.
Свельг сидит внизу, на ступенях… раненные кругом… мертвые…
Но Свельг — сидит. У него когтями располосовано все плечо, левая рука и грудь, он весь в крови… тяжело, с явным усилием, дышит… но улыбается, увидев их. Довольный.
— Как… как вы? — говорит отрывисто.
Он жив. Все хорошо.
* * *
Когда визг обрывается, Тьяден еще долго не может прийти в себя. Трещит голова, гудит, невозможно болят уши. И глаза тоже болят, стоит их хоть немного приоткрыть. От каждого движения на спине выступает испарина.
Но постепенно отходит.
Тишина.
Хозяйская дочка воет в голос, ей плохо и страшно.
— Что там? Все? — всхлипывает хозяйка. Заламывает руки, дрожит.
Тишина. Ни единого звука.
Там, наверху, живых нет.
Но тут — они живы.
Доски, прикрывающие лаз в подвал немного проломаны, сквозь щели пробивается свет.
И кровь.
Темная, едкая, вонючая кровь просачиваясь сквозь пол, капает Тьядену на лицо.
Твари мертвы.
— Надо открыть, — шепотом говорит Тьяден.
Поднять удается не сразу. Там, на люке, лежит тварь. Тяжелая. Но навалившись вместе, они поднимают.
Тварь лежит неестественно изогнувшись, вывернув лапы. Нити Леса, умирая и сворачиваясь, ломали… Кругом кровь. И черная, и красная — всякая.
Эван лежит рядом… грудная клетка проломана, осколки ребер торчат… вспорот живот… глаза уже начали стекленеть… в руке зажат меч. Он сражался до последнего. Если бы не он — твари успели бы вскрыть доски и ворваться в подвал.
Три твари. У Эвана не было ни единого шанса.
Орн, хозяин, лежит у двери… рядом, упав на колени, тихо воет его жена.
Ни единого шанса…
А Тьяден… он снова спрятался… и это так больно, что хочется умереть.
* * *
Когда Тьют приходит в себя, она долго не может понять — день сейчас или ночь. В глазах одна муть. Пошевелиться невозможно. Она с трудом чувствует руки, ноги — еще хуже. В глазах все плывет.
Очень долго просто лежит, глядя в небо… Там, высоко, плывут облака… Небо медленно темнеет, заходит солнце… или просто темнеет в глазах.
Ильгар мертв. Она убила его.
Нет. Он мертв давно. То, что осталось — давно уже не ее брат. Тварь, чудовище, но теперь и этой твари больше нет. Есть только пустота.
Ни радости, ни сожалений, словно не только вокруг все выгорело, но и в ее душе.
Тишина оглушает.
Вокруг черная земля. Воронка. Тьют лежит на дне воронки, края словно оплавились, стали твердыми… потеки камня застыли…
Все закончилось.
Сила… Если и осталась, то Тьют ничего не чувствует. Ни силы, ни собственного тела… словно умерла.
Нет, тело она, все же, чувствует… плечо затекло, и если шевельнуться — отдается болью. Но это хорошо. Значит, она жива.
Закончилось.
Даже чтобы дышать — требуются силы, никогда не думала, что нужно столько сил, чтобы просто дышать. А уж чтобы пошевелить… Слабость накатывает. И забытье.
