Лиль чувствует нечеловеческий жар, идущий от него. Это та самая сила?
Он тихо стонет. Ему больно…
— Все хорошо, — тихо-тихо говорит Лиль, осторожно касается, проводит пальцами по волосам. — Все закончилось. Теперь все будет хорошо.
Чувствует, как жар охватывает ее, обволакивает. И проникает внутрь, кожа чешется и горит.
Они говорят — это опасно, он может убить ее. Но Лиль не верит. Он не убьет.
Возможно, наивно надеяться, но кроме нее никто не сделает это. Никто не решится подойти.
Если она уйдет — он останется совсем один.
Лицо Хёнрира так напряженно… сухие потрескавшиеся губы, пальцы сведены судорогой.
Она не может его бросить.
— Все хорошо. Я с тобой, — Лиль гладит волосы, чуть касается щеки. Он такой горячий. — Все хорошо.
Хёнрир вздрагивает.
— Эрлин? — шепчет хрипло, едва слышно. — Эрлин, это ты?
С такой отчаянной надеждой, что становится больно в груди.
— Он зовет Эрлин! — кричит Лиль.
— Это его жена, — говорит Шельда. — Он думает, что ты — это она. Пусть думает. Посиди с ним. Главное, чтобы он очнулся.
— Эрлин… — тихо говорит Хёнрир, и словно тянется к ней, ищет.
Он любит ее…
Лиль наклоняется, касается губами лба. Одной рукой берет его за руку, другой — проводит по щеке.
— Я здесь, — говорит она шепотом. — Я здесь, с тобой. Все хорошо. Ты вернись ко мне. Вернись. Ты мне нужен.
Она и сама не знает, почему это говорит. Ложь. Но кажется — так правильно. Если эта Эрлин дорога ему, он вернется ради нее. Очнется. А потом они разберутся. Сейчас главное, чтобы он остался жив. Пусть ради этой Эрлин. Пусть так…
Эрлин наверняка бы не бросила его, как бы опасно это не было. Он верит ей.
Видит, как Хёнрир хмурится, пытается собрать последние силы. Как ему тяжело. Но сейчас — он пытается.
— Ты мне нужен, — тихо говорит Лиль, понимает, что плачет. — Не уходи…
Глава 15. Эван
Лиль просидела с Хёнриром весь день и почти всю ночь, не отходя. Держала его за руку, что-то говорила ему. Если это может помочь — пусть…
Эвану тоже хватало забот. Он отдышался немного, пришел в себя после боя с тварями, посидел немного с рыдающей Шельдой. У него и самого руки тряслись после такого, а ведь, казалось бы… Но одно дело сражаться с людьми, привычно уже, а другое — вот так, понимая, что тварь может легко убить одним ударом лапы, если Шельда не успеет ее прижать. Что сам он просто не справится.
После такого хотелось напиться, но пить как раз совсем нельзя. Не сейчас. Не до того. Нужно разобраться со своими людьми, собирать их, проследить, чтобы не разбежались, навешать им лапши на уши, рассказать, что вот теперь, когда они сражаются вместе с Хёнриром, то их должны едва ли не наградить и отправить домой с почестями. Что все отлично. Рассказать…
Не важно, сколько правды в этой болтовне. Люди должны верить, иначе им не справиться. Должны надеяться на лучшее.
Главное, самому не начать в это верить. У командующего не может быть иллюзий, это опасно.
Нужно проследить, чтобы люди ушли из деревни. Убедить, что этих тварей они убили, но в Лесу их слишком много и придут еще… Ничего ведь не закончилось. Расслабляться точно нельзя. Убедить тех, кто не хочет оставлять свой дом, не хочет бросать…
Голова уже трещит от этого.
Но хорошо, что нужно много ходить, говорить, убеждать. Меньше времени думать о себе, о том, что с ним самими теперь будет, что будет с той задачей, которую ему поручили, удастся ли… о своих детях не думать — что будет с ними…
Весь день.
А к вечеру он слишком устал. Так и не спал, времени не нашлось.
Костер теперь остался один, они с Шельдой разожгли сами, для себя и для тепла. Если придут твари, если пробьются через защиту Хёнрира, то Шельда сама почувствует их. Она говорит, что сможет.
Так и сидят в поле. Ждут. Шельда говорит — Хёнрира лучше не трогать. А бросать его здесь одного — тоже неправильно. Вот он очнется — и тогда…
Шельда говорит — энергетические контуры стали стабильнее… что бы это ни значило. Говорит, что потоки выровнялись и почти улеглись, сеть структурировалась, стала чище — ничего лишнего… пусть так. Эван мало что понимает в этой магии. Он понимает только то, что шансы у них есть.
Это значит, Лиль, скорее всего, все делает правильно, это поможет Хёнриру очнуться. И тогда…
Нет, личные иллюзии ему не нужны тоже.
— Как Тьяден? — спрашивает Шельда, тихо, устало и напряженно.
Эван видел его. Упрямый мальчишка, растерянный, с красным от подступающих слез носом. Но он держит эти слезы в себе, делая вид, что ему все равно, что он взрослый.
И что бы ты делал, парень, зная правду с самого начала? Жил бы в одном доме со своим врагом? И что? Тут у взрослого-то все это в голове не укладывается.
Вот так психанув, вернуться к Шельде он уже не может, а значит, придется уходить.
Он потерял отца полгода назад, и теперь может потерять мать.
— Он тоже уходит вместе с ними, — говорит Эван. — Вместе с Оддни. Он уже взрослый парень, Шельда, он справится. Хотя очень переживает, это видно. Не знает, как ему быть. Но лучше, наверно, не трогать его сейчас. Там он будет в большей безопасности.
Слезы в ее глазах.
— Да, — Шельда кивает, ее подбородок чуть дергается, отчаянно. — Так будет лучше. Я всегда знала, что он вырастет и уйдет жить своей жизнью, так всегда бывает.
Но сейчас — слишком рано, слишком больно…
Эван обнимает ее за плечи, целует в висок.
— Все будет хорошо, — говорит он. Гладит ладонью по плечу.
Они справятся. Как-нибудь…
А Тьяден — сейчас важнее, чтобы он был в безопасности. Когда все закончится, они смогут поговорить.
Сидят… Шельда обнимает его, и от этого самому становится немного спокойнее и теплее.
— Шельда! — вдруг испугано зовет Лиль. — Тут кровь!
У Хёнрира кровь из глаз. Не сильно, только несколько капель выступило у правого, и тонкая струйка, исчезающая, словно слеза, течет из левого по щеке. Повязку с глаз сняли, и теперь видно хорошо.
Шельда наклоняется, садится рядом.
Хёнрир часто-часто, прерывисто дышит, зубы крепко сжаты, и пальцы…
— Все хорошо, — говорит Шельда. — Он просто пытается восстановить зрение, и сделать это очень быстро. Слишком большой напор, сосуды лопаются, но без этого не обойтись. Ничего, он справится. Не бойся.
— Он будет видеть? — чуть удивленно говорит Лиль.
