— Я-то думала, у меня будет приличный муж, — говорит Оливия, — как у всех приличных принцесс. Мы будем спать на разных кроватях, в разных комнатах. А он, изредка, с кислой миной, весь такой в золоте и кружевах, будет приходить ко мне для исполнения супружеского долга. Быстро делать все, что там положено, и возвращаться к себе. А я спать себе спокойно.
Сигваль просовывает под нее руку, обнимает за попу и притягивает к себе.
— А я неприличный муж, — говорит, чуть прикрыв глаза, ухмыляясь. — Тебе не нравится?
— Надо подумать, — говорит она, заставляет его перевернуться на спину, сама оказываясь сверху. — Я еще не разобрала, тебя вечно где-то носит.
Он гладит ее спину, так вдумчиво и увлеченно.
— Сегодня я весь твой, моя принцесса. Можешь разглядеть меня со всех сторон.
— Весь мой? — удивляется она. — На весь день?
Неслыханная роскошь. Обычно он убегает по делам на рассвете.
Вместо ответа Сигваль лезет целоваться к ней.
— На весь день, — наконец, говорит он, поглаживая ее ногу своей. — Ну, ближе к вечеру у нас будет пир в честь победы, нам с тобой придется вылезти из постели и пойти, торжественно присоединиться к остальным. Но сидеть там долго не обязательно. Ну их к черту! Я сделал в Кероле все, что мог. Имею я право денек отдохнуть спокойно? Пусть Баргайр разбирается сам.
Оливия вздрагивает.
— Юн?
Что-то больно колет в сердце.
Сигваль вздыхает.
— Дагмер, — говорит он. — Старший Баргайр. Он взрослый мужик и сам почти герцог, у него большой опыт, он разберется тут без меня. И этому… долбоебу еще мозги вправит.
Сигваль все так же гладит Оливию по спине, но невозможно не почувствовать, как его руки напрягаются.
Дагмер — старший брат Юна, наследник, он пришел с войсками, ему почти сорок лет, серьезный, бородатый, огромный, как гора. Рядом с ним Сигваль выглядит почти ребенком. Дагмер действительно вполне в состоянии справиться. Один день — уж точно. Дома он почти полностью ведет все дела герцогства, отец уже стар…
Но… хочется знать другое.
Имеет ли она право спросить сейчас? Стоит ли…
Утренняя беспечность и без того рассыпалась от одного неосторожного слова. Стоит ли продолжать?
Она замирает. Словно прислушиваясь к Сигвалю, к себе… как быть?
— Лив, я не собираюсь менять свое решение, — тихо говорит Сигваль, он очень старается говорить ровно, не показывать своих чувств, но Оливия все равно понимает, как ему тяжело об этом. — Если Юн не выкинет что-нибудь еще, то он останется здесь… земля и титул. Он заслужил, и… одна глупость не может этого перечеркнуть.
Хмурится, напряженно сглатывает, пытаясь найти слова.
— Ты прощаешь его? — спрашивает Оливия. И сама понимает, что нет, не то.
А Сигваль напрягается уже отчетливо, едва сдерживая порыв снять Оливию с себя и… сбежать? Отойти в сторону?
— Прощение — это не совсем то, Лив, — глухо говорит он. — Я не готов забыть и сделать вид, что ничего не было. Я не готов видеть его рядом, и, уж тем более, рядом с тобой. Но я просто понимаю причины. Я знаю Юна достаточно давно, чтобы понимать. С раннего детства. Дело даже не в тебе… Хотя и в тебе тоже… Лив, в тебя невозможно не влюбиться, — он быстро целует ее в уголок губ, словно в подтверждение. — Все, что Юн говорил тебе, уверен, он говорил честно. Но дело не в этом. Он испугался ответственности.
- Ответственности?
— Да. Заняв место Леннарта, — говорит Сигваль, — он останется здесь один. Единственная и полноправная власть на этой земле. Да, он все еще будет подчиняться мне, но от Кероля до Таллева слишком далеко. Так что все решения — его личные. Не боятся ответственности только дураки, которые не понимают, что это такое. Либо те, кто давно к ней привык. Ну, либо те, кому похер на все, кроме личных целей. Юну не похер, но он привык оглядываться на меня. Кероль не тихая провинция, он получает власть не из рук престарелого отца. Удержаться здесь будет нелегко. У Юна хватает ума и воли для любых решений, но сложно переступить черту, когда никто не похлопает по плечу и не подтвердит, что он прав. Оставшись тут, он останется один, совсем и навсегда. Он потеряет меня, он потеряет тебя, прежнюю жизнь, вообще все. Да, он получит власть. Но ему страшно. Я прекрасно понимаю, каково это. И он ищет повод отказаться от этого.
Сигваль лежит на спине, глядя даже не на Оливию, а куда-то в потолок. Оливия положила голову ему на плечо, слушает… его голос отдается легкой вибрацией в теле.
— Конечно, если спросить об этом Юна, — говорит Сигваль, — он никогда не признается. Думаю, он даже сам себе не признается в этом. Но отказаться от титула только потому, что боится не справиться — это глупо. Отказаться во имя любви — красиво и благородно. И от тебя ему нужно было то самое подтверждение, что он прав. Да, все что он наговорил — это искренне. Но изначально дело даже не в тебе.
Сигваль поджимает губы, Оливия видит, как чуть дергается кадык.
Лежит молча…
Она осторожно гладит его ладошкой по плечу.
Потом Сигваль, поднимает голову, смотрит на нее. Долго смотрит, разглядывает. Ему тоже надо немного времени…
— Ладно, — говорит, наконец, словно переворачивая страницу. — Мы что-то отвлеклись.
И заваливает, переворачивает ее на спину, под себя. В его серых глазах вспыхивают горячие искорки.
— Или ты хотела сверху? — интересуется он.
Оливия фыркает.
— Ты же говорил, что у нас весь день? Мы все успеем.
* * *
Весь день с Сигвалем — это, конечно, немыслимо.
Они едва успевают закончить в первый раз, Оливия едва успевает упасть и расслабиться, как в дверь уже стучат.
Ждали они там, что ли? Слушали ее стоны, и как только все затихло — принялись рваться к ним.
— Ох, твою ж мать… — тяжело вздыхает Сигваль. — Я сейчас, Лив. Я быстро.
И быстро целует ее еще разок, вылезает из кровати. Потом подбирает на полу штаны, натягивает, идет к двери.
Разговаривает там с кем-то.
Потом возвращается.
Подбирает с пола рубашку.
— Я скоро вернусь, Лив, — говорит виновато. — Поспи немного без меня.
— Что-то случилось, да? — спрашивает она.
Его лицо уже успело стать жестким и суровым.
— Леннарт умер ночью… но это понятно было. Надо подойти. И еще, по мелочи… Я скоро вернусь. И заодно найду слуг, а то что они там, перепились все на радостях? Завтрак нам не несут. И ванну. Ты хочешь теплую ванну?
— Хочу, — говорит она. — Но тебя я хочу больше.
Он слабо улыбается.
Залезает к ней в кровать, обнимает и целует еще раз.