За спиной Сигваля два здоровенных амбала. Притворяются охраной. С каменными лицами.
— Принц Сигваль! Чему обязан чести видеть вас?! — голос короля Хеймонда срывается на высокие ноты.
Сигвалю сесть никто не предлагает.
— Я здесь по двум причинам, — говорит он. Его голос ровный и низкий. — Первое — я хочу устранить причины, по которым Леннарт Оттар не может войти в Кероль. Бейонские войска не пропускают его, вынуждая к вооруженному столкновению. Надеюсь, это недоразумение.
— Но ваш отец… — пытается Хеймонд.
Сигваль поднимает руку, давая понять, что еще не закончил.
— У вас были договоренности со мной, а не с моим отцом. Он не может отказаться от того, к чему не имеет отношения. Тем более, что письменный отказ от претензий вы не получили. Я, а не мой отец, стоял под этими стенами с армией, и могу повторить. Если вы считаете, что наши договоренности ничего не стоят, то, боюсь, должен продемонстрировать вам всю серьезность своих намерений. Это касается не только Кероля, но и остальных пунктов. Деньги я получил, но поставки продовольствия выполнены едва ли на треть… Я не закончил, — Сигваль снова жестом останавливает короля, не позволяя вставить хоть слово. — Чуть позже, мы обсудим с вами все пункты и все претензии, — Сигваль кивает на бумаги в руках Эсхейда. — Я надеюсь, вы помните, ваше величество, чем грозит вам невыполнение договора?
Хеймонд бросает затравленный на Генриха. Да, он отлично помнит, чем грозит. Хотя, сейчас вряд ли понимает до конца, как именно намерен поступить Сигваль. Как далеко он может пойти.
Генрих молчит, не вмешиваясь.
Каролине тоже не понимает. Она, как и Мария, присутствует здесь, Сигваль настоял. Каролине презрительно кривит губы… Дура… Впрочем, теперь это уже не имеет никакого значения… А вот Мария, кажется, уже понимает, она осторожно отодвигается от сестры, словно показывая, что не имеет никакого отношения к ее играм. Дистанцируясь.
— Голова вашей жены? — нервно усмехается Хеймонд. Это кажется ему невероятным, он убедился, что Оливию Сигваль не отдаст.
— Голова вашей дочери, — холодно говорит Сигваль. Тяжелая пауза, дающая возможность все осознать, и легкий, вежливый такой полупоклон Каролине. — Но, для начала, — говорит Сигваль, — я хотел бы пояснить вторую причину моего приезда сюда. Возможно, вы знаете, что на мою жену было совершено покушение. И у меня есть свидетельства причастности другой вашей дочери, Каролине, к этому делу. Есть показания, прямо указывающие на то, что подсыпать яд приказала она.
— Нет! — Каролине вскрикивает.
Понимает, наконец. Запоздало. На ее месте, Эйдис сбежала бы, еще услышав новость, что Сигваль направляется в Бейону. Сбежала бы так далеко, как только смогла бы.
Но понимает только сейчас. Подскакивает, бросается к выходу. И на ее пути встают люди Генриха — молча и неподвижно, словно стена. Генрих привел с собой много людей, почетный эскорт, достойный короля.
Гвардейцы Хеймонда не вмешиваются, их предупредили. Но насколько их хватит — сложно сказать. Сейчас — прямая угроза…
— Принцесса Каролине! — громко и почти торжественно говорит Сигваль. — Я обвиняю вас в попытке убийства кронпринцессы Оливии и моей жены.
Он кивает двум амбалам, они молча идут к принцессе.
В тишине.
Кричит только Каролине, пытаясь вырваться, прорваться из зала вон. Безуспешно.
Остальные наблюдают молча.
Сигваль протягивает руку. Генрих поднимается на ноги, достает из ножен тяжелый меч. У него чуть подрагивают руки от волнения, меч поддается не сразу. Протягивает Сигвалю. Отлично давая понять, что сейчас Делар полностью одобряет и поддерживает действия остайнского принца.
— Но ведь Оливия жива! — еще пытается Каролине.
Сигваль качает головой. Поздно.
Он идет… Сейчас — воплощенная смерть, холодная, бесстрастная, исполняющая свой долг.
Хеймонд молчит. Он выглядит так, словно больше всего желает спрятаться под свой золоченый трон. Провалиться сквозь землю. Боится, что будет следующим. Приказа убить Сигваля сейчас не будет. Возможно, приказ будет потом, когда Сигваль уйдет. Возможно, ему теперь даже не выйти живым из замка, живым из города, все это слишком… Но сейчас, в его присутствии, Хеймонд не посмеет отдать приказ. Ему страшно.
Амбалы Сигваля ставят Каролине на колени. Один держит ее руки за спиной, другой — за волосы, заставляя склонить голову.
Она даже орет — воет. Отчаянно и страшно, захлебываясь.
Сигваль подходит, не колеблясь, поднимает меч.
Один удар.
И крик обрывается.
— Голова вашей дочери, — все так же ровно и бесстрастно говорит Сигваль. — Как и обещал.
42. Оливия, не верь никому
Юн задумчиво перебирает струны лютни… там, снаружи. Даже не играя ничего конкретного, а просто так, скорее для того, чтобы Оливия слышала — он рядом. На улице дождь, мелкая навязчивая морось, что висит в воздухе весь день. Темнеет. Юн сидит там, закутавшись в плащ вместе с лютней, и что-то бренчит.
Где-то поют песни.
Зажгли свечи. Оливия пытается вышивать, надо же чем-то заняться. Ожидание изматывает, вестей нет. А теперь еще и это.
Сегодня к ним пришли. Они сидели, играли с Юном в шахматы… Этот человек, Леннарт Оттар, в отсутствии Сигваля — главный в лагере, новоявленный герцог Кероля, которому пока не удается вступить в свои права.
— Юнас! — резко требует он. — Нам нужно поговорить.
На Оливию он тщательно старается не смотреть, словно ее нет вовсе. Словно ему неловко.
— Что случилось? — Юн поднимается.
— Выйдем!
Вначале кажется — что-то с Сигвалем, что-то случилось. Что-то не так — это точно.
Они выходят из палатки, Леннарт хочет увести его, но Юн против. Оливия слышит их голоса совсем рядом. Юн не оставит свой пост.
— Мне велено не отходить далеко и не спускать глаз, — говорит он, отказываясь идти.
— Да? А трахать ее тебе тоже велено? Или сам, по своей инициативе?
— Ты сдурел? — искренне удивляется Юн. — Какого хрена?
Леннар объясняет.
Слуга, приносивший им обед, утверждает, что застал Юна и Оливию в постели. Прямо так, и Оливия с оголенной грудью и задранной юбкой, Юн по спущенными штанами. И еще, говорят, люди, проходившие рядом с шатром принца, слышали характерные звуки.
«А ангельский хор они не слышали, эти люди, — осведомляется Юн. — Или, может быть, видели зеленых чертей, распевающих похабные куплеты?»
«Чертей не видели, а вот куплеты слышали, в исполнении сам знаешь кого».
«Твою ж мать! — возмущается Юн. — И ты в это веришь?»
