Он вернется к ней и не уедет больше. Еще много-много дней.
Шаги… Там, в стене, где небольшая полускрытая дверца и совсем скрытый проход вниз.
Сейчас! Сердце срывается и колотится так отчаянно.
Оливия оборачивается. К черту платья!
Легкий скрип…
— Лив!
Она бросается к нему на шею. В один миг, даже непостижимым образом перепрыгнув табуретку, стоящую на пути. Всхлипывая от радости. Сигваль обнимает, прижимает к себе, его руки скользят по ее телу так жадно и горячо… Он целует ее, едва ли не похрюкивая от удовольствия. И это так смешно и хорошо сразу… Это самое настоящее и самое радостное. И как же она рада ему! До слез. Она гладит пальцами его шею, его волосы, его колючие небритые щеки… и даже пытается влезть ему под ремень…
— Ой, а ты не одна? — насмешливо фыркает он ей в ухо, шепотом.
Агнес! Она и забыла…
— Сейчас, — Сигваль целует ее в висок и трется носом, такой невыносимо-довольный. — Я быстро.
Потом отпускает, идет к сестре. Девочка вытягивается перед ним, почти испуганно.
— Нете! Какая ты стала красавица! Тебя не узнать!
Она пытается смутиться, но он сгребает в объятья и ее тоже, за плечи.
— Моя маленькая сестренка! — и треплет по волосам.
— Сиг! Как я скучала! — всхлипывает она, смущается еще больше. И тихо выскальзывает. — Мне пора…
— Ну вот, мы одни! — радостно заключает Сигваль, разводя руками. Потом в два прыжка оказывается рядом, подхватывает Оливию на руки.
— Мы пугаем твою сестру.
— Ничего, — Сигваль так и не отпускает, только утыкается носом в ее волосы. — Потом… Она уже сбежала. Я так скучал по тебе.
— Тебе не тяжело? Отпусти. Поставь! Что ты делаешь?
— Не говори глупости, — фыркает он. — Ты очень легкая. Я тебя теперь вообще не отпущу до утра.
— Я не легкая! Я не влезаю ни в одно платье! И вообще… у меня вон волосы седые…
— Где? — не верит он, и даже не думает смотреть, только трется своей колючей щекой. Так щекотно! У нее сердце колотится.
— Да вон… целых два!
— Два! — он весело и неприлично ржет. — Моя маленькая принцесса! Ты посмотри, у меня сколько седых волос! Я-то как сказочно помолодел и похорошел за эти годы!
— Балбес! — она пихает его в бок. — Ты должен был сказать, что я совсем не изменилась!
— Ты невероятно похорошела, Лив, — он говорит очень честно, и вдруг тащит, заваливает ее на кровать. — Ты самая красивая принцесса во всем свете!
И там, в кровати, лежит рядом, опираясь на локоть, разглядывает ее. Только любовь в его глазах… восхищение и счастье.
А у него и правда полно седых волос на висках. Давно? Были в прошлом году? Она и не помнит… Уставший, загоревший, лохматый, небритый, весь в дорожной пыли… уже заметные морщинки у глаз… и между бровей… он, пожалуй, выглядит даже старше, чем есть на самом деле. Не удивительно… И она так любит его. Нет никого дороже.
Осторожно гладит колючую щеку кончиками пальцев.
— Я так люблю тебя…
— И я тебя люблю, — он целует ее.
— Слушай, — говорит потом, — может мне, для начала, помыться, а? А то я столько времени в дороге, не переодеваясь даже… а ты такая красивая, и вкусно пахнешь.
— Не говори глупости, — фыркает она. — Ты же сбежишь утром! Нет уж, ты мне нужен сейчас. Давай лучше, снимай все.
Потом…
Оливия не хочет ждать.
— Потом разденемся, — усмехается Сигваль.
Его ладони уже под ее платьем, и от этих прикосновений хочется нетерпеливо стонать, так удивительно это хорошо. Так желанно и правильно. Она тянет его к себе. В себя. К черту все! Сейчас! Обнимая его, обхватывая ногами, сладко выгибаясь под ним. Как же ей этого не хватало… Он сам тихо рычит от удовольствия. И кружится голова.
29. Оливия, утро
Она просыпается, прижавшись щекой к его груди, обнимая его. Немного смущается, ведь в первый раз так… кожей к коже. Осторожно, не будить… Старается лежать тихо, не мешая ему. Пусть спит. Он глубоко и ровно дышит, жара у него нет, так что, может быть, все обойдется.
Он тоже обнимает ее во сне левой рукой, немного повернувшись к ней.
Спит. Оливия впервые видит его спящим. Он всегда засыпал позже и просыпался раньше нее. Сейчас уже совсем светло.
Тонкий длинный шрам на его груди, прямо у ее щеки, и чуть ниже — повязка, но рана с другого бока, ей не видно. И рядом еще один старый рваный шрам под ребрами. На груди немного светлых волос, а живот прямо покрыт весь, словно шерстью… и так и тянет потрогать. Она ведь и так обнимает его… через два дня он будет ее мужем. Сейчас не лучший момент… он спит и он ранен…
Вчера, засыпая рядом с ним, она и не думала ни о чем таком.
И вообще раньше не думала. Ей было легко с ним, спокойно, она готова была принять… Да, он целовал ее, и ей даже нравилось, но сейчас что-то другое. Дистанция между ними исчезла окончательно. Еще немного осторожности…
С этим невозможно бороться.
Медленно сдвигает руку, так, что теперь не локоть, а ладонь лежит на его животе. Мягкие светлые волосы и твердые мышцы под кожей. И у Оливии самой что-то сжимается внутри.
Чуть-чуть гладит его пальцами.
И как-то упускает момент, когда дыхание Сигваля едва уловимо меняется. Она не видит его лица, не видит, открыл ли он глаза или нет, зато вдруг видит, как у него в штанах что-то медленно шевелится… в смысле, не что-то… Оливия вздрагивает от неожиданности, едва ли не дергается в сторону, но он ловит левой рукой, придерживая ее под спину. И тут же, почти беззвучно, втягивает воздух сквозь зубы, ему самому дергаться больно.
— Тихо, — смеется он. — Куда ты?
Как ему объяснить?
— Я… я разбудила тебя?
Он фыркает.
— Да уж.
— Прости…
— Ничего, — ему весело, он поворачивается на бок, к ней, с видимым усилием. — Мне даже понравилось.
Как она гладила его живот? Ох… Оливия краснеет. Что на нее нашло?
Он тянется к ней, целует ее в лоб, куда может достать.
— Как ты? — спрашивает Оливия.
— Нормально, — говорит он. — Когда лежишь и не двигаешься, то вообще хорошо, но так, конечно, не повернешься. Ничего страшного.
Смотрит на нее. У него бледное лицо и насмешливые огоньки в глазах.
— Я, наверно, пойду? — осторожно говорит Оливия.
— Подожди, — он не отпускает ее. Впрочем, только чуть придерживает, под спину, и стоит ей захотеть, сбежит сразу. Но Оливия вдруг не очень-то хочет…
