Любовь — хрупкое чувство, и без доверия все ломается. А как можно доверять чудовищу, утопившему землю в крови.
Оливия крепче прижимается щекой к его плечу.
— Я, наверно, тоже влюбилась в тебя в ту ночь, еще не зная кто ты. Что-то зацепило, — говорит она. — Или потом, на башне, когда ты влез со мной между зубцов. Тогда я почти радовалась, что поеду с тобой.
Невольно вздрагивает, не зная, обнять его или наоборот — встать и уйти.
Воспоминания причиняют боль. Даже светлые воспоминания. Потому, что разделить нельзя. Если бы только это. Если бы не было больше ничего. Но Каролине…
Оливии до сих пор не может найти ответа в своем сердце — что она чувствует.
— Я не жду от тебя доверия, Лив, — говорит он. — И уж любви тем более не жду, это слишком сложно. Но если можешь, побудь немного со мной, хорошо?
— Да, — она обнимает его.
Только здесь и сейчас, не думая о прошлом, не думая о будущем.
Сигваль целует ее в лоб, едва коснувшись губами.
«Полежишь со мной?» Задувает свечи. Просто полежать, как там, в дороге, тогда это было почти легко. Она залезает под одеяло. Он раздевается, снимает верхнюю одежду, и залезает к ней тоже. Обнимает.
Так хочется верить, что все будет хорошо.
Хочется все забыть, хоть ненадолго, отвлечься.
— А тебя не смутит, — говорит Оливия, — если на свадьбе на мне будет простое льняное платье?
Он удивленно фыркает. Почти расслабленно.
— Я, конечно, сам просил тебя экономить, Лив. Но не настолько же?
— У нас с мастером Гисле есть одна идея… — говорит она.
Сигваль улыбается.
— Хочешь показать всем, как ты страдаешь со мной? На какие жертвы приходится идти?
И Оливия улыбается в ответ.
— Да, вроде того. Какой ты жадный.
— Меня не смутит, даже если ты выйдешь совсем голой, — он обнимает ее, — я сделаю вид, что так и надо. Главное, чтобы нравилось тебе. А что вы там придумали? Расскажи.
Она рассказывает. Это так хорошо и удобно. Как просто говорить о платьях.
А потом он рассказывает, как сегодня ездили с Ньяль в город. И вообще, какие у него непоседливые сестры.
Оливия так и засыпает у него на груди, под эту болтовню.
О серьезном они тоже поговорят, немного позже. На серьезное сейчас не хватает сил.
Ночью, в полусне, Оливия чувствует, как он относит ее в ее постель. Стараясь не будить. Не нужно, чтобы видели, как они спят вместе, не сейчас. Целует, поправляет сбившиеся на лоб волосы, укрывает одеялом.
— Спи, — тихо говорит он.
Он одевается там, у себя. Отодвигает что-то, возможно, роется в ящиках стола. А потом уходит.
Он найдет выход.
Все будет хорошо. Очень хочется в это верить.
27. Оливия, взаперти
Три дня до свадьбы.
Она почти не видит Сигваля все это время. Он уходит рано утром, и чем-то занят целый день. Приходит ночью. Когда он спит?
Нет, спит, конечно, только мало, ему сейчас не до того. Как-то поздно ночью, так и не дождавшись, Оливия уснула, потом, проснувшись, решила заглянуть. Удостовериться. Сигваль спал у себя, не раздеваясь, только скинув сапоги. Поверх одеяла и поперек кровати, просто как упал, вернувшись, так и уснул. Она постояла немного и ушла к себе.
Временами Оливии кажется, он специально избегает ее. Не хочет ее жалости? Или не хочет разговоров и объяснений? У него просто нет времени. Последнее — скорее всего. Впрочем, какое это имеет значение?
Юн сказал, что отказ от претензий удалось вернуть. Собрать Совет, надавить на Тифрида. Какой смысл Остайну отказывать от новых земель? Вопрос еще не до конца решен, и, скорее всего, все равно потребуется вмешательство армии, но это пока удалось отстоять. Хоть выиграть время. Сигваль старается привлечь всех влиятельных людей при дворе, кого-то припугнуть, кому-то пообещать награды за поддержку.
Сигваль пытается найти денег, найти солдат, его личных резервов не хватит. Найти союзников — самое главное.
Удается ли?
Он похудел и осунулся за это время, под глазами круги. Главное, чтобы он нашел решение…
Страшно.
За себя и особенно за него. Хватит ли сил?
К ней самой пытался подойти Гералль Тифрид, поговорить. Такой очень высокий, красивый мужчина, лет сорока, чем-то неуловимо похожий на орла… или стервятника. Цепкий хищный взгляд, тонкие пальцы… Юн не подпустил его, увел Оливию подальше. Тифриду сказал, что приказ Сигваля — никого не подпускать, и пусть идет разбираться к нему. Дело Юна маленькое, что сказали, то и делает. И никаких записок он тоже не передаст.
И королеву к Оливии не подпускают тоже. Никого. Приказ есть приказ.
Юн всегда рядом.
Стоит Оливии выйти из своей комнаты, как Юн, словно по волшебству, тут как тут. Сопровождает, охраняет, развлекает. Впрочем, дальше замковых ворот ее не пускают все равно. Для ее же безопасности.
Пленница, которой не позволено ни с кем разговаривать и никуда ходить.
По полдня она сидит с вышиванием у окна, это немного помогает отвлечься. Хотя, все равно не помогает. Но чем заняться еще?
Юн… О, о них двоих уже ползут слухи, при дворе скучно, и как не промыть косточки. В самых смелых слухах Оливию даже уложили к Юну в постель. Впрочем, открыто такое не обсуждают. Юн лишь пожимает плечами — не обращай внимание.
Вчера утром Сигваль уехал на охоту. Дня на два — на три, развеяться перед свадьбой. И отказаться нельзя, это отличный повод встретиться с нужными людьми. А если отказаться, могут договориться без него. Порой важные соглашения заключаются на пирах и охотах.
Хотя охоту Сигваль никогда не любил.
Оливию не взяли, конечно. Это опасно.
Правда тогда всю опасность она еще представляла плохо.
Но сегодня Сигваль возвращается один. Вернее, не один, конечно, со своими людьми. Но король и прочие благородные лорды еще остаются в лесу.
Что-то случилось?
Как он подъезжает, Оливия видит из окна. Что не так? У него замотана правая рука, на повязке кровь. Он ранен?
Оливия берет Юна и бежит встречать.
Удается поймать где-то на лестнице. Но он все равно успевает первый.
— Лив! Как ты?
— Ты ранен? — вместо ответа, спрашивает она, кидается к нему.
— Ничего страшного… вот… рука, — он показывает, отмахивается. — Юн, забери ее.
— Нет! Меня нельзя просто забрать! Я хочу знать, что с тобой!
