Сигваль встает, обходит столик и наклоняется к ней. Целует в губы — так страстно и горячо. Профессионально.
— Я разожгу огонь, — говорит, совершенно буднично.
У камина, не смотря на лето, лежат дрова. Он велел принести… Не на свече же греть.
— Подожди…
Она вскакивает, подбегает, обнимает его сзади.
Просто обнимает.
«Тебе же совсем не это нужно! — хочется крикнуть. — Ну, почему…»
Обнимает, прижимается к нему.
Выходит неуклюже.
Его сердце часто бьется.
— Не стоит, — говорит он. — Так не выйдет.
11. Ингрид, пепел
Ингрид плачет.
— Хватит с меня! — всхлипывает, и слезы текут по ее щекам.
Он сидит у стены, привалившись спиной, закрыв глаза.
Весь мокрый.
Это она окатила его водой.
Он потерял сознание, и она не знала, что делать. Нашла кувшин с водой и окатила его.
— Хватит! Я больше не могу с тобой! Ты ненормальный! Так нельзя…
Она даже не уверена, что он понимает ее. Наверно, слышит, но… Ему плохо. Частое поверхностное сбивчивое дыхание…
Так нельзя.
— Придурок! Почему ты не остановил меня?!
Он облизывает сухие губы, фыркает с усмешкой.
Слышит. И понимает.
Но как в первый раз: «не дернусь и не попытаюсь остановить, пока ты сама не захочешь. Даже если ты решишь забить меня до смерти». Словно испытание — как далеко он сможет зайти. Далеко. Слишком. Через край.
Нет, это она виновата, на самом деле. Она перестаралась, увлеклась. Она понимала умом, но не видела, что ему больно.
Нет, понимала, конечно. Раз за разом прикладывая к коже раскаленный нож. Иногда он едва заметно вздрагивал. Иногда, чуть вздрагивали крылья носа. Но ни единого стона, почти спокойное лицо, ничего…
Птица… Она рисовала птицу на нем. Это вышло случайно… просто один, два, три раза приложив, она поняла, что похоже на крылья и решила… Он не пытался ее останавливать. А она… о чем она думала? О чем-то своем… о своем муже… нет, не стоит оправдываться. О том, что она может делать, что хочет. Глядя на него — кажется, что все можно.
Нет, Ингрид старалась касаться совсем легко, эти ожоги сойдут без следа. Большая их часть. Иногда, все же, дрогнув, рука оставляла яркие отметины. И чем дальше, наверно, тем ярче.
Она пыталась спросить, понять — «Тебе что, не больно? Не страшно?» Не верила. Нет… Она даже… думала, что это такая шутка… Дурацкая шутка. «А если я решу выжечь тебе глаза?» «Попробуй». Чертов придурок. Конечно, он понимал, что она не сделает этого. И все же, Ингрид поднесла нож совсем близко, так, что затрещали волоски на брови. Он не попытался остановить ее даже тогда. Он просто до хруста сжал в кулак пальцы.
Она психанула.
Сунула нож в огонь, и потом уже приложила по-настоящему. Не в лицо, конечно, на груди.
И еще раз… пока он не потерял сознание.
Ничего…
После всего этого трясутся руки.
— К черту! Отец уже приехал со мной. Он отправит меня в монастырь, и я больше тебя никогда не увижу! Никогда не думала, что буду так радоваться этому!
— Не отправит, — хрипло говорит Сигваль.
— Отправит! Он за этим и приехал.
Она уже хочет сбежать.
— Нет, я говорил с ним. Сказал, что ты мне нужна и он не может тебя забрать.
Ухмыляется, гад. Так и не открывая глаз.
— Нет! Да пошел ты! — сейчас Ингрид все равно, она не боится больше. — Я больше не приду к тебе! Не могу! Ты можешь трахать меня. Но никаких больше игр! Понял! Никаких!
— Договорились. Никаких игр. Я все равно скоро женюсь.
Ингрид сама не понимает, всхлипывает она или смеется.
— Мне искренне жаль твою жену.
— Мне тоже. Ей придется не легко. Ингрид… — он все-таки открывает глаза, поворачивается к ней. — Тобой очень интересуется один человек. Патрик Арнхильд, Олфский барон. Может быть, ты видела его, такой высокий, рыжий, немного старше меня, больше всего любит петь и пить, хотя ни того ни другого не умеет. Но в целом, хороший парень.
— Я не понимаю…
— Он женат, но дома в Олфе почти не бывает, и не слишком стремится. Его жена — редкостное чопорное бревно, а Патрик любит женщин, которые царапаются и кусаются в постели, словно кошки. Потом он бегает и радостно показывает всем царапины на плечах. Нравится человеку. Заводит. Ничего серьезного, ему хочется именно игр, не переходящих никакие грани, — Сигваль снова облизывает губы, видно, что в глазах у него слегка плывет. — И вот я намекнул ему, что знаю девушку в его вкусе. Про плетку твою рассказал. Но не называя имени… если тебе вдруг это будет не интересно. Но у него аж слюни потекли. И он жаждет встречи. Он никогда не женится на тебе, хочу, чтобы ты понимала это. Но может вполне достойно содержать как любовницу. И он не обидит, даже если вы не сойдетесь с ним.
— Ты это серьезно сейчас?
Невозможно поверить. Это дико. И именно сейчас…
Почему?
— Возможно, это лучше, чем монастырь.
— Почему ты делаешь это?
— У нас с тобой все равно ничего бы не вышло, Ингрид. Не сходится… А Патрика я знаю давно. Почему бы не намекнуть.
Ингрид уткнулась носом ему плечо. Правое, подальше от ожогов.
— Ты ненормальный, Сигваль. Ненормальный. Я боюсь тебя.
— Ты не хочешь?
— И ты так просто отдашь меня?
Он почти улыбается.
— Ты не моя собственность, — говорит так убедительно. — Ты пришла сама, когда захотела. И это твои игры. И тебе нужен совсем не я.
Не он. Не так.
Всего этого она не выдержит долго.
Даже еще одного раза не выдержит.
Но и он…
Тюленьи ласки. Это ведь было по-настоящему тогда утром, от души, а не попытка бегства от каких-то своих проблем.
— Тебе тоже нужна не я, — говорит Ингрид. — тебе нужна женщина, которая будет нежно и искренне обнимать тебя по утрам. И даже не спорь со мной, принц Сигваль. Тебе нежности не хватает и тепла, а не вот этого вот. Тебе нужна женщина, которая будет любить тебя. Даже не столько желать, сколько любить. Чтобы ты мог опереться на это чувство, понимая, что кому-то очень нужен. Как ты нужен сестрам, я видела… Только не маленьким девочкам, а взрослой женщине, которая все понимает про тебя, принимает как есть.
Он зажмуривается, сглатывает.
— Такого не бывает, — говорит тихо. — Не со мной.
