— Прости, Женя. Я пугаю тебя?
Еще как!
Я всхлипнула.
— В тебя не попало? — спросил он.
Нет.
Крупный осколок торчал у него прямо в ладони. Мне сейчас плохо станет, точно.
Больно?
Мне хотелось сделать что-то помочь, но я боялась, что будет только хуже. Я поставила свой бокал, отодвинула подальше.
Стояла и смотрела, как Ник поднялся, отошел к раковине… вытащил осколок из руки… и еще один… четыре осколка. Промыл руку под краном, замотал полотенцем.
— Тебе помочь? — осторожно спросила я. Хотелось расплакаться. — Может быть, к врачу? Перекисью промыть? Перевязать?
— Нет, не волнуйся, сейчас пара минут и все пройдет.
Ник, кажется, сам не понимал, как это вышло. Сам смущался. Не столько даже разбитый бокал и порезанная рука пугала его, сколько паника в моих глазах.
Я смотрела на красные пятна, расплывающиеся на полотенце…
— Прости, я случайно, — сказал он. — Задумался.
Боже мой… я поняла, что у меня слезы текут по щекам.
Ник закусил губу. Подождал немного, потом размотал полотенце, посмотрел… замотал снова.
— Больно? — тихо спросила я.
— Да нет, ничего страшного.
По его тону так, словно бывало и хуже. Бывало, пожалуй.
— Сейчас… — сказал он.
Аккуратно собрал осколки левой рукой, выбросил в ведро. Оторвал от рулона салфетки, вытер лужу.
Я села… на краешек стула, на всякий случай.
Решила не лезть.
Лезть под руку к Нику страшно, кто его знает…
Он убрал… потом, закончив, размотал полотенце.
— Уже все. Смотри.
Показал руку мне. Честно говоря, смотреть было страшновато.
Но действительно ничего. Кровь остановилась. Несколько полос на ладони, но они уже покрылись чуть подсохшей бурой корочкой, словно прошло несколько часов.
Немыслимо… Дракон. На нем все заживает… даже не как на собаке, моментально просто.
— Я больше так не буду, — виновато пообещал он. Словно мальчишка.
Порылся в шкафчиках, достал старую металлическую кружку.
— Вот, я себе в эту налью. Садись. Там уже рыба готова.
— Тарелки только не бей, — фыркнула я.
Мы выпили уже без всяких тостов и слов. Отличное вино.
Ник достал рыбу и овощи, положил мне. И себе тоже, и еще картошки, а я от картошки отказалась. Хотя, пожалуй, сейчас можно не слишком заботиться о фигуре, я никогда раньше не выглядела так хорошо, и никакие пончики не могут на это повлиять… Что ж, в моем положении есть своя прелесть.
— Очень вкусная рыба, — честно сказала я. Действительно вкусно.
— Спасибо, — Ник так же честно улыбнулся. Но лишь на мгновение, легкости не прибавилось. Он снова серьезно сидел и смотрел на меня.
И под его взглядом я поняла, что тоже не могу есть, кусок в горло не лезет.
Сам Ник к своей тарелке даже не притронулся.
Не могу я так. Просто не могу, сойду с ума. Пусть он психанет снова, но и сидеть вот так у меня нет сил.
— Знаешь, — сказала я, — иногда мне кажется, что действительно лучше, как Алекс, ничего не говорить, ничего не знать и жить спокойно, веселясь и развлекаясь. Смотреть кино, бегать по магазинам, кататься верхом… просто даже сидеть обнявшись и болтать о ерунде. Потому, что так, как сейчас — изведешь себя за эти два месяца куда больше, чем любая твоя тварь из Бездны. Я не могу так, Ник. Не могу…
Он молчал. У него не было никаких ответов.
Возможно, он был согласен со мной, но только сделать ничего не мог. Пытался, но…
— Знаешь, Ник, — сказала еще, — я очень хочу верить тебе. Я не знаю, что так действует на меня: твоя магия, то Сердце в пещере, просто дикая нереальность всего — а то мне иногда кажется, что это все еще сон, что я проснусь… или моя собственная наивность. Дурость. Не знаю. Но мне очень хочется верить тебе. Хочется верить, что все будет хорошо, что ты справишься. Не знаю как, но все получится. Ну, как можно в тебе сомневаться? — Я неуклюже усмехнулась. — Но вот это все — сводит меня с ума.
Безумно хотелось верить.
Я действительно увязла в этом и не могу разорвать связь. Пусть магия. Но сейчас я смотрела на него…
Не могу…
У него темные-темные глаза, на белом, осунувшемся лице.
Он понимает меня.
И вдруг Ник резко поднялся на ноги, словно решил что-то. Взял со стола нож…
У меня аж сердце замерло, сжалось.
— Давай, я отправлю тебя домой Женя, — почти спокойно сказал он. Принял решение, это чувствовалось в его голосе. Хорошо это или плохо, но выбор сделан. — Ты права, я тоже так не смогу. Сейчас. Я нарисую знак перехода в гостиной и… и пойдем.
Я смотрела на него и не могла поверить. Сейчас?
Домой?! Все это закончится!!! Весь этот ужас. Так просто?
Ник ни о чем не спрашивал, не пытался как-то уговорить… он просто встал и пошел рисовать знак своей кровью.
Оставив нетронутую тарелку на столе…
Я просто пыталась осознать.
Вскочила, побежала за ним следом. Так не может быть!
Я смотрела, как он освободил место у окна, сдвинул кресло. Как он, ничуть не сомневаясь, полоснул по руке… нужна кровь, много крови. Как он рисовал этой кровью какие-то знаки на полу… и знаки, под его пальцами, начинали светиться, сначала совсем слабо, потом все больше.
Это завораживало.
Домой.
И я больше никогда не увижу его. Не увижу все это.
Я выживу, черт возьми! Меня не принесут в жертву, никакое чудище меня не сожрет!
— А как же Сердце? — тихо спросила я. — Оно поднимет бурю?
— Да, — сказал Ник, не поворачиваясь, не останавливаясь. — Поднимает. Мы объявим эвакуацию, перевезем людей подальше. Со временем все уляжется.
— Потом Алекс приведет новую… жертву?
— Тебя это волнует?
Не знаю. Не понимаю, зачем спрашиваю это. Волнует ли меня? Моей вины в этом точно нет. Я всего лишь хочу выжить… Какое мне дело?
Хочу?
Ник рисовал полосы, узоры и руны. Его кровь светилась. Мне казалось, он сам начинает немного светиться тоже.
— Иди сюда, Женя, — позвал он.
Еще немного и все. Закончил, выпрямился.
Домой.
И никогда больше его не увижу.
— А ты?
— Сейчас я пойду с тобой, не могу перебросить тебя одну. Потом вернусь.
