Но невозможно отказать.
У него такие теплые руки… жесткие, крепкие… и он так смотрит на нее, что голова идет кругом.
— Зачем? — говорит Эрлин шепотом. — Ты с ума сошел?
— Почему бы и нет? — так же шепотом говорит Хёнрир.
Он ведь готовился. Такую оборону невозможно держать долго, но и за мгновение не возведешь. Эти щиты уже были, просто не задействованы до поры. Надолго ли их хватит? Эрлин видит, как Лес уже встрепенулся, учуяв её.
Хёнрир улыбается.
Это так безумно, что Эрлин теряется, сбивается с такта, но Хёнрир уверенно ведет её, стоит лишь довериться. Ему неожиданно легко доверять.
— Боишься? — тихо говорит Хёнрир? И даже не понять толком, что в его голосе. Насмешка? Отчаянье? Он выглядит очень спокойным, но внутри все это не так.
— Нет, — говорит Эрлин. — Не боюсь. Ты отлично танцуешь.
— У тебя руки дрожат, — говорит он. — И ты сбиваешься уже третий раз.
Тепло в его голосе, совсем не упрек, но и что-то ужасно личное, и еще…
И просто непостижимо, как при такой дикой концентрации на защите он умудряется улыбаться и слушать музыку.
— Прости, — говорит она.
— Нет, — говорит он, — не извиняйся.
Качает головой. Улыбается. Его щиты гудят от напряжения так, что звенит в ушах. Ментальные нити Леса извиваются, пытаясь пробиться, мерцают голодными вспышками.
Хёнрир смотрит ей в глаза… почти беспечно.
Только один танец. И все. Больше он не станет рисковать.
Потом Хёнрир будет до глубокой ночи праздновать с её отцом, как радушный хозяин. А она уйдет спать.
* * *
Он завязывает глаза. Широкая плотная черная повязка.
Но чтобы видеть тварь — глаза не нужны. Эрлин сама чувствует тварей даже сквозь стены. Чувствует силовые нити Леса, натянутые и подрагивающие напряженно. Она сама бы так никогда не смогла, слишком привыкла полагаться на зрение, но если потренироваться — возможно, вслепую даже проще, не отвлекает ничего.
Хёнрир говорит, бой с тварью — отличная возможность немного отвлечься и расслабиться. Звучит дико, но это так, теперь Эрлин понимает. Возможность хоть немного ослабить контроль и щиты, сбросить накопившееся напряжение. Лес слишком увлечен боем и кровью, чтобы пытаться вгрызаться в сознание глубже. Эти танцы на арене дают облегчение… пусть ненадолго. Возможность забыться.
Эрлин спускается ниже, так близко, как только позволяли защитные ограждения. Хочет видеть.
И даже не потому, что теперь тоже решила учиться, ей надо понять, как правильно справиться с тварями. А потому, что хочет видеть его. Ближе.
От таких мыслей жар приливает к щекам.
Из оружия — у него только короткий нож. Эрлин ждет, когда Хёнрир возьмет меч или топор, но нет. Тварь уже мертва, Лес легко восстанавливает любые повреждения. Чтобы убить тварь окончательно — ей нужно отрубить голову, иначе не выйдет. Новую голову для твари Лес уже не отрастит, просто бросит бесполезное тело.
Но как можно одним ножом? И ведь не в первый раз он так делает? И даже Хель нет рядом, чтобы подсказать, Хель обещала прийти, но где-то задержалась.
Бьярни с бабкой. О, сегодня утром Айлин выглядит довольной сытой кошкой, даже мурлыкает, напевая внуку песенки, а отец вообще не вышел к завтраку, только потом… но разве Эрлин имеет право осуждать?
Эрлин пришла посмотреть на Хёнрира.
После вчерашних танцев, после того, как он улыбался ей…
Он стоит на арене, ждет. Чуть поводит плечами, разминая, видно, как крепкие мышцы перекатываются под кожей.
Из одежды на нем только нижние льняные штаны. В ближнем бою тварь все равно порвет когтями одежду в клочья, в ней никакого смысла, только мешать. Доспехи не уместны на арене.
Немного страшно. Хёнрир понимает, что делает, но страшно все равно.
С глухим лязгом открываются ворота, выпуская тварь.
Эта некрупная, примерно с Хёнрира размером, и старая, от человека в ней совсем ничего. Но еще очень крепкая, не успевшая отдать Лесу все силы. Иссиня-черная, заросшая на загривке косматой шерстью. Длинные вытянутые лапы с чудовищными когтями, рядом с которыми нож Хёнрира — почти детская игрушка. Страшная пасть щерится… Тварь припадает к земле с угрожающим рыком.
Хёнрир убьет её магией? Какое-то время Эрлин почти верит в это, как же иначе? Пережмет силовые нити, и тварь сдохнет. Но Хёнрир держит всю магию при себе. Он готов к настоящему бою.
— Это первая? — голос Хель из-за спины. Она подошла так тихо, или Эрлин была слишком увлечена.
— Первая?
— Ты не знала, — фыркает Хель. — Он убивает по две-три за раз, насколько хватит. Как-то дошло до пяти, прежде, чем он свалился окончательно. Я не люблю на это смотреть, этого делать нельзя… Но разве можно запретить главе Совета развлекаться так, как он того хочет?
Старая тупая боль в её голосе.
Тварь на арене принюхивается, осторожно, чуть боком, идет на Хёнрира, и чуть по дуге. Он остается на месте, только поворачивает голову за ней. Нож в его руке.
Хель морщится.
— Разве можно убить тварь ножом? — говорит Эрлин.
— Можно, — говорит Хель. — Однажды я видела, как он сделал это голыми руками. Или зубами перегрыз… там такое месиво было, что не разобрать, — она болезненно морщится снова. Вздыхает. — Силовые нити входят в тело на шее, у затылка. Ты видела когда-нибудь? В смысле, глазами, физически? Старые мощные связи в теле можно увидеть и потрогать… как и в земле. Словно грибница. Белые упругие, они отчетливо видны между позвонками, и только потом истончаются и глазом их уже сложно разглядеть. Можно выдернуть прямо руками и перерезать. Только не пытайся повторить сама, я не знаю ни одного человека, кроме Хёнрира, которому это удавалось.
Тварь протяжно и страшно рычит, роет когтями землю, и вдруг бросается в бой.
Хёнрир успевает увернуться в последний момент, едва уловимым движением, пропуская тварь мимо себя, и тут же хватает её за загривок. Все так быстро, что невозможно полностью осознать как это происходит. Рывком заваливает тварь на бок, прижимая к земле, она извивается, пытаясь достать его, и даже достает, полоснув по бедру когтями задней лапы. Ревет. Еще мгновение, и Хёнрир сворачивает ей шею. Хруст ломающихся позвонков… и тут же, едва не выдирая из шеи хребет, режет у затылка. Тварь судорожнее дергается всем телом, изгибается, потом затихает, разом обмякнув, словно тряпичная кукла.
Хёнрир откатывается в сторону. Черная вязкая кровь твари на нем, и алая — собственная, на бедре, на руках.
Он поднимается на ноги, выпрямляется, делает шаг вперед, чуть прихрамывая. Старается отдышаться. И нестерпимым огнем вспыхивают его щиты — Лес пытается залечить раны Хёнрира, но Хёнрир предпочитает делать это сам.
