Он так говорит об этом, словно совершенно нормальных, естественных вещах. Словно ничего особенного. Словно не о смерти. Нельзя же так…
Из-за нее. Если бы Хёнрир не вступился за нее, никакого суда бы не было. Аред убил бы Бьярни и её… да, Эрлин убил бы тоже, она слишком испугалась тогда, вряд ли бы справилась. Но ведь Хёнрир ни при чем, он не обязан был лезть в это.
Но Хёнрир улыбается, глядя на нее, так, почти незаметно — едва-едва улыбаются губы и что-то теплеет в глазах. Глаза у него серые, совсем темные… приходится высоко поднимать голову, чтобы заглянуть в них. Эрлин едва достает Хёнриру до плеча.
Он смотрит спокойно, почти равнодушно. И все же, за этим равнодушием что-то такое, в глубине…
До боли…
— Нет… — говорит она, чуть подрагивают губы.
— Что? — не понимает он.
— Так нельзя. Это неправильно.
Он чуть хмурится, не понимает.
— Неправильно?
— Тебя не могут казнить из-за меня, — почти всхлипывает она, даже сама не успевает заметить, что говорит ему «ты». — Это несправедливо.
Слеза предательски выкатывается и бежит по щеке.
— Эрлин… — Хенрир, кажется, немного растерян. — Ты чего?
Она поджимает губы, мотает головой.
— Да ну, брось, — говорит он. — Никакого суда еще не было. Да… ничего не будет. Сейчас нет ни единого повода для слез. Тебе нечего бояться, ты сможешь остаться здесь, никто не тронет тебя. Ну, что ты…
Он чуть наклоняется, заглядывая ей в глаза… словно к ребенку, который снова разревелся из-за какой-то ерунды. Пытаясь понять, что с этим ребенком делать. Становится стыдно.
— Прости… — те… — она собирается с силами, — простите, лорд Хёнрир, я…
Он качает головой.
— Не стоит. Все хорошо. И знаешь, правда, давай уж обойдемся без «лордов». Однажды ты тоже спасла меня. Я помню девочку в саду, ночью, которая не побоялась подойти и сказать мне, что… — он вдруг смущается, это так заметно. Эрлин казалось, такой человек смущаться давно разучился. — Подойти и сказать, что она такая же дочь Леса и у нее такая же красная кровь. Ты даже не представляешь, как это было важно для меня, хотя так сложно объяснить почему. Просто почувствовать, что я не один, что я еще живой, что мне не все равно. Тогда казалось — еще немного, и сойду с ума. Не смогу больше. Меня почти убедили, что самое лучшее — это тихо сдохнуть. А ты…
Он вдруг сжимает зубы до хруста, вытягивается. И что-то еще…
Он делает шаг назад. Словно отгораживаясь от нее.
Словно она…
— Что-то не так? — растерянно спрашивает Эрлин?
Она что-то сделала?
Хёнрир морщится.
— Нет. Прости… — он делает глубокий вдох и выдох. — Это я… Дело во мне, Эрлин. Близость красивой женщины на меня так нехорошо действует. Сейчас.
Он сосредоточенно пытается справиться.
Если посмотреть на него иначе, не глазами, то видно, как бордовые импульсы Леса бегут по сети тонких ментальных нитей. Много, с разных сторон. Хёнрир пытается перехватить их все, пережать, не пропустить.
Лес жаждет крови и наслаждений, желая получить через других то, что не может получить сам. Жаждет хоть немного почувствовать себя живым. Лес — Ильгар, величайший маг древности, ставший Мертвым Лесом, но так и не умерший до конца. Лес — это он. И все, что еще осталось в нем от человека, от мужчины, отзывается сейчас на запах Эрлин так же, как и в бою — на запах крови, желая её…
Но это значит и другое — Эрлин небезразлична и Хёнриру тоже, иначе Лес не почуял бы её. Лес не может ничего чувствовать сам.
От этого сразу тепло… и ужас.
Хёнрир стоит, крепко стиснув зубы. Еще немного, и справится.
— Тебе лучше уйти, — говорит он.
«После того, как он разорвал одну в клочья, голыми руками…»
Лучше уйти, правильнее.
— Да, — соглашается Эрлин, и все так же стоит на месте.
Не может уйти. Лихорадочно пытается придумать хоть какой-то повод остаться, хоть немного. Какой-то важный вопрос, который непременно должна задать. Хоть что-то.
Он ведь не убьет её. Конечно, нет, он уже почти поймал и задавил все… улеглось.
Но если она уйдет, будет проще для них обоих, не нужно лишних искушений.
Отчего-то кажется, он тоже не хочет отпускать её, просто одиночество безопаснее.
— Эрлин, — почти требует он.
— Да, — соглашается она. — Доброй ночи.
Не уходит, стоит.
Она ведет себя неправильно.
Хёнрир вздыхает, глядя на нее, облизывает губы. Последние импульсы Леса затихают в глубине — все.
Очень долго они оба стоят неподвижно в тишине.
— Не боишься? Зря, — говорит он. — Ты думаешь, это несправедливо? — криво ухмыляется. — Ты спрашивала — не жалею ли я? Хочешь, я покажу кое-что, и ты поймешь? Так, на словах, понять сложно. Это недолго. Идем.
Он берет свечу, решительно проходит мимо Эрлин, открывает дверь.
— Идем, Эрлин.
— Куда? — говорит она, но слушается. Пойдет, куда он скажет.
— Зеркало Оилекке, — говорит Хёнрир. — Я знаю, у твоего отца тоже есть. Ты смотрела в него когда-нибудь?
— Нет, — говорит Эрлин.
Она слышала, но не видела никогда. «Зеркало правды». Отец говорил как-то, что зеркало осталось в старом замке, в мертвом круге, его не успели забрать.
Когда-то эти зеркала висели на видном месте в замке каждого Дома. Они показывают — кто ты на самом деле. И если Лес начинает проникать в твою суть, превращая в тварь, то ты сразу отчетливо увидишь это. Теперь — не каждый решается… Лес, слишком многих коснулся, так или иначе.
— Если боишься, можешь не подходить, — говорит Хёнрир, — просто посмотри на меня.
— Я не боюсь, — говорит Эрлин.
— Хорошо, — он чуть улыбается.
Простая узкая дверь в конце коридора.
— Сюда, — говорит Хёнрир, открывает замок своим ключом. — Заходи.
Небольшая комната, больше похожая на кладовку. Хёнрир зажигает свечи в крупном канделябре, становится светлее.
Зеркало висит на стене, закрытое покрывалом… Хенрир сдергивает без колебаний.
— Смотри, — говорит он.
Сначала Эрлин не понимает, ей даже кажется, в зеркале она видит не Хёнрира, а кого-то другого. Подходит ближе, и невольно вздрагивает, когда видит себя. Нет, она сама в зеркале такая же, как и всегда. А он… Он даже специально подносит свет к лицу, чтобы Эрлин могла лучше разглядеть.
В зеркале Хёнрир на полголовы ниже ростом, и это так отчетливо видно, когда она стоит рядом. Эрлин поворачивается к нему, невольно сравнивая, потом в зеркало снова. В том отражении у него сгорбленная спина и одно плечо выше другого. Левая нога короткая и тонкая, странно вывернутая в колене, не достает до пола. С такой ногой невозможно ходить. Даже стоять, наверно, невозможно.
