Пятится. Все сжимается внутри. И крик встает поперек горла, она слишком хорошо помнит: «Заорешь — убью! Только посмей кого-то позвать!» Но нужно защищаться, Эрлин пытается выставить щит, приготовиться. Она всегда знала, чего ожидать от мужа, но не понимает, чего ожидать сейчас. Аред насиловал её, но что если Хёнрир сразу убьет.
Хёнрир медленно встает и идет на нее, шаг за шагом… у него дико, по-звериному, вытягивается лицо. Резкие нечеловеческие движения, словно у куклы… Жажда крови.
Сейчас бросится.
Нет…
Эрлин судорожно прижимает к себе ребенка… хоть его защитить! Паника накатывает.
Не понимает, что ей делать сейчас.
И, видимо, как-то сильно сжимает руки, Бьярни просыпается и громко, обижено кричит. Ему страшно тоже, страх Эрлин передается.
И словно звенит натянутая струна. Что-то рвется.
Хёнрир дергается, разом зажмурившись и развернувшись на месте, в сторону. Трясет головой. Потом трет глаза.
Он очнулся?
Что теперь…
Эрлин смотрит на него и боится поверить.
И только когда он снова поворачивается к ней, она видит его глаза… совсем нормальные, человеческие глаза, а не глаза зверя, — она всхлипывает.
— Эрлин? — тихо, чуть хрипло говорит он. — Как ты?
— Все хорошо, — так же шепотом говорит она.
Ноги подгибаются.
Все хорошо.
Сигнальная нить. Бьярни еще связан с Хёнриром, и его боль, его плач — смогли дернуть и разбудить.
— Испугалась? — спрашивает Хёнрир. её ужас и её паника отражается в его глазах.
— Да, — говорит Эрлин.
Губы дрожат. Глаза начинает щипать от слез, еще немного и она разрыдается, не сможет справиться со слезами.
Хёнрир чуть подается вперед, к ней, но замирает.
— Я не успел вовремя проснуться, — говорит он, словно оправдываясь, не понимая, что делать теперь. — Устал, вырубился… и сознание не успело проснуться раньше зверя.
Едва-едва слышно, глядя ей в глаза.
— Да, — говорит Эрлин, слезы текут по щекам.
Глубокий вдох, и он берет себя в руки, стиснув зубы…
— Эрлин, — говорит уже почти спокойно и твердо, — я очень надеюсь, такое больше не повторится никогда, но если вдруг — кричи громче. Ты не справишься со мной одна, не успеешь. Там за дверью — слуги, они хорошо знают, что делать. Кричи, шуми, как только можешь, хватай все, что попадется под руку, кидай в меня, хоть стулья, все, что в силах поднять. Щиты ставить бесполезно, но если врезать стулом по голове — я могу успеть очнуться. И беги.
«Заорешь — убью!» «Никто не должен знать». Эрлин почти год жила с этим.
Сейчас все не так. Он хочет, чтобы она звала на помощь. Чтобы все увидели. Его убьют за такое… его уже чуть не казнили за такое однажды…
Нет, когда тварь берет верх — это не такая редкость среди лордов Леса, но никто не выставляет напоказ. Пока все происходит за закрытыми дверями, на это могут закрыть глаза. Внутренние дела дома.
Аред не позволял.
Аред никогда не мог очнуться, что бы Эрлин не делала, как только не пыталась защитить себя. Она ведь тоже пыталась драться… вначале пыталась, но становилось только хуже, это окончательно выводило Ареда из себя. Не помогало. Но даже если хватка Леса ослабевала — это ничего не меняло, он все так же бил её. её муж сам был тварью. Зов Леса лишь придавал сил, окончательно затмевая разум, но даже без этого…
— Прости… — шепотом говорит она.
— Что? Простить? — Хёнрир даже не понимает, смотрит на нее. — Я чуть не убил тебя, Эрлин, а ты говоришь простить?
— Прости, — всхлипывает она. — Не стоило будить, не стоило… Я… не знаю…
Все так смешалось. Ей столько раз говорили, что она все делает не так. её муж, её мать, её отец. У нее не достаточно сил, не достаточно ума, она…
Осторожно прижимает Бьярни к себе — он успокоился и только причмокивает. Все хорошо.
Губы дрожат, подбородок… ничего не выходит с этим сделать.
А у нее почти подгибаются ноги, еще немного… Эрлин всхлипывает, так громко и отчаянно. Кое-как пытается утереть слезы.
Не плакать, нужно быть сильной.
Что ей делать теперь?
Но слезы льются все равно. И чем больше она пытается справиться с собой — тем сильнее.
Она отступает, садится на кровать. Одной рукой держит сына, второй — пытается судорожно зажать рот, чтобы не рыдать слишком громко. её трясет.
— Эрлин… — Хёнрир подходит, садится на корточки напротив нее, пытаясь заглянуть в лицо. — Я так сильно напугал тебя…
Он все понимает, и сам не знает, что сказать ей. Надо же что-то сказать? Оправдываться нет смысла, просить прощения — тоже. Злость скользит где-то между слов, но злость — на себя. Только на себя Хёнрир злится за это.
Он оглядывается на дверь, словно собираясь уйти, но не уходит.
Эрлин судорожно всхлипывает, и снова… Внезапно понимает, что не хочет, чтобы он уходил. Боится остаться одна. Боится пустоты… А Хёнрира, вдруг, совсем не боится, какая бы тварь не жила в нем. Он сам — не тварь.
— Не уходи, — едва слышно говорит она, и краснеет от этих слов.
Что-то меняется в его глазах. Он поднимается, но садится рядом, и Эрлин, зажмурившись, утыкается носом ему в плечо. Всхлипывает.
— Прости… — все также, глупо, повторяет она, — я сейчас…
И никак не может справиться со слезами.
— Поплачь, — говорит Хёнрир. — Иногда нужно выплакаться.
— Нет… Я должна быть сильной.
Она справится.
— Глупости, — уверенно говорит Хёнрир. — Кто тебе сказал такое? Слезы — это только слезы. Не нужно пытаться сдерживать их. Сила не в этом…
Эрлин только мотает головой, но всхлипывает снова.
Он обнимает её за плечи.
Она прижимается и… все, уже не может ничего сделать, слезы разрывают её. Все, что копилось. За эти дни, за последний год… все разом. Так безумно страшно. И только сейчас, наверно, приходит понимание, что все закончилось и теперь будет иначе. её жизнь изменилась. её муж мертв и больше никогда не тронет. её сын жив и будет жить. Все хорошо.
Хёнрир осторожно гладит её по плечу, по волосам, молча.
А она взахлеб рыдает у него на груди.
