– Мама, ты делаешь визу себе? – спросила Зофи. – А дедушке?
– Я люблю тебя, – повторила Кэте и опустила трубку на рычаг так нежно, словно ставила корзинку с младенцем внутри – таким, каким когда-то была Зофия Хелена, – младенцем, которому предстояла еще большая и прекрасная жизнь.
– Кэте Пергер? – услышала она и, медленно повернувшись к телефону спиной, увидела двоих гестаповцев – они стояли прямо у будки.
Зато ее девочки спасены. Остальное не важно. Главное, что Иоганна и Зофи в безопасности.
Ньюнэм-колледж, Кембридж
В холле Зофия Хелена произнесла в трубку телефона:
– Да, Ливерпуль-Стрит, вокзал, послезавтра – третьего. – Послушав еще, она добавила: – Знаю. Я тебя тоже.
Девушка повесила трубку и вернулась в переполненную комнату для занятий, где села за свой стол, на котором лежали листы с доказательством, написанным ее рукой. Когда она вошла, на нее стали оглядываться.
– Все в порядке, Зоф? – спросила ее соседка по комнате, которая и здесь сидела с ней рядом.
– Сестра приезжает, – ответила Зофи. – Ей нашли в Англии семью, и мама только что посадила ее в Праге на поезд. Через день она будет в Лондоне, и я поеду встречать ее на вокзале Ливерпуль-Стрит. Познакомлюсь с семьей, прежде чем они заберут Иоганну.
Соседка обняла ее и воскликнула:
– Замечательно, Зофи!
– Да, – согласилась Зофи, хотя никакой радости не чувствовала.
Голос у мамы был какой-то странный. Хотя, конечно, ей было тяжело отсылать Йойо так далеко, одну. Жаль, что они с дедушкой не приедут. И бабушка тоже. И папа, но это уже совсем невозможно.
– Тебе нужна компания? – предложила соседка. – Я могу поехать с тобой, если что.
– Я… Спасибо, но в Лондоне меня встретит друг из Вены. Студент Университетского колледжа, изучает литературу.
Подруга приподняла бровь. Зофи улыбнулась и вернулась к своему доказательству.
Обед уже прошел, Зофи и еще кое-кто из девушек снова сидели в комнате для занятий, когда туда вошла заведующая хозяйством и включила радио.
– Юные леди, мне кажется, вам стоит отложить занятия и послушать новости, – сказала она.
По Би-би-си выступал Лайонел Марсон. «Надо же, Лайонел, какое смешное имя», – подумала Зофи. Она старалась не паниковать и не думать обо всех тех ужасах, которые неотступно лезли ей в голову с тех пор, как мама повесила трубку, даже не дослушав, что она хотела ей сказать.
– …Германия напала на Польшу и подвергла бомбардировке ее города, – говорил Лайонел Марсон. – В Британии и во Франции объявлена всеобщая мобилизация. Сегодня в шесть вечера состоится заседание парламента. Король на Тайном совете подписал приказ о мобилизации армии, флота и воздушных…
– Что он говорит – Англия и Франция вступили в войну с Германией?
– Пока нет. Но война обязательно будет.
Лондон, вокзал Ливерпуль-Стрит. 3 сентября 1939 года
Зофи появилась в дверях вагона, окутанного паром и лязгующего железом о железо. На вокзале Ливерпуль-Стрит царил хаос: повсюду были люди, часы показывали 10:43. Она высматривала Штефана, когда тот подкрался сзади и обхватил ее обеими руками.
– Штефан! Ты здесь! – Она повернулась, обняла его за шею и поцеловала – неожиданно для себя самой.
Но он поцеловал ее тоже, а потом еще раз.
Затем снял с нее очки и прильнул к ее губам в долгом поцелуе, вызвав укоризненные взгляды людей вокруг. Но Зофи их даже не заметила, а когда поцелуй все же прервался и она увидела, что на них смотрят, возражать не стала. Она привыкла, что на нее все время поглядывают с неодобрением. Даже в Кембридже, стоило ей открыть рот, и все вокруг начинали на нее коситься. И хотя она не была хрупкой леди в перчатках, как Мэри Морстон, в которую влюбился доктор Ватсон, смысл их истории она теперь прочувствовала очень глубоко: очень важно иметь возможность выразить свои чувства, которые долго носишь внутри.
– Мне кажется, Зофи, – сказал Штефан, – опоздай твой поезд еще хотя бы на минуту, я бы умер от нетерпения. – Краем рубашки он протер ее очки, после чего надел их ей на нос и улыбнулся кривоватой улыбкой. – Я ходил посмотреть, на какой путь прибудет поезд Иоганны, но его еще не объявили. Он будет здесь с минуты на минуту.
Пока они шли по перрону к зданию вокзала, Зофи вложила руку в ладонь Штефана. Их пальцы оставались переплетенными и тогда, когда они стояли под доской объявлений и таблички с треском вращались у них над головами, пока не замерли на той, которая указывала прибытие поезда из Хариджа: на нем приезжала Иоганна. Подойдя к краю платформы, они стали наблюдать за высадкой пассажиров: женщины, солдаты, матери с детьми. Зофи была счастлива. Даже когда ей сообщили, что она будет учиться в Кембридже, она не радовалась так сильно.
Но вот перрон покинул последний пассажир.
– Наверное, я перепутала время прибытия, – сказала Зофи.
Иоганна не приехала. Во всем составе не было ни одного ребенка, который путешествовал бы без присмотра.
– Все когда-то ошибаются, – беспечно ответил Штефан. – Даже ты, Зоф. Ничего, мы позвоним и узнаем.
– А вдруг ее встретили и она уже уехала? – возразила Зофи.
– Тогда будем думать, как добраться до дома той семьи, где она живет. – Его голос звучал так уверенно.
– Там, в Кембридже, когда ты не со мной, я достаю твои письма и перечитываю. И мне всегда становится легче.
– Знаешь, Зоф, никто не говорит таких вещей, как ты, – заявил он.
– Почему нет? – спросила она.
Он рассмеялся милым, эллиптическим смехом.
– Не знаю, – сказал он. – Хотя, вообще-то, я тоже перечитываю твои письма.
Штефан мешкал. Ему не хотелось возвращать Зофии Хелене ее украшение со знаком бесконечности, но он все же вынул его из кармана и расправил цепочку.
– Моя подвеска! – воскликнула Зофи.
За это выражение радости на ее лице Штефан отдал бы что угодно, не говоря уже о кусочке золота, нежданно-негаданно полученного от Зофи сначала на вокзале в Вене, а потом под звуки детского «Ура!» вторично обретенного под обшивкой вагонного сиденья; памятке о Зофи, которую он привык вертеть в руках в минуты волнения или грусти.
– Давно собирался тебе отдать, – сказал он. – Точнее, давно уже пора было отдать, но я… мне хотелось, чтобы какая-то частичка тебя всегда оставалась со мной.
Зофия Хелена чмокнула его в щеку:
– Знаешь, Штефан, ты говоришь такие вещи, которые вслух произносить не принято.
– Правда? Почему?
– Не знаю, – улыбнулась она.
Штефан взял цепочку, обвил вокруг шеи Зофи и застегнул. Подвеска легла точно на место: в ямку под горлом, туда, где кожа такая нежная.
