И тут, как нарочно, зазвонил телефон.
– Мне не нужна эта книга, – ответила Зофи. – После обеда я сама отнесу ее вниз и положу в контейнер для мусора. Обещаю.
Он кивнул – вот именно, так будет лучше для всех – и поспешил к телефону.
– Кэте Пергер? – услышал он.
Женский голос с трудом пробивался через треск помех. Что это, междугородний звонок?
– Кто это? – спросил Отто.
– Прошу прощения за беспокойство. Меня зовут Лизль Вирт, я тетя Штефана Ноймана. Вообще-то, я надеялась поговорить с Зофией Хеленой. Я звоню из Шанхая. Мне только что позвонила моя невестка из Вены и сообщила, что Штефан… За ним пришли, но он успел убежать, а теперь их заставляют переехать. Рахель спрашивает, может, Зофи знает, где сейчас Штефан…
– Пусть кто-нибудь другой поможет вам в поисках, – ответил Отто.
– Никто не знает, где он, – сказала женщина. – А Рахель… Даже горничной пришлось отказаться от помощи ей, ведь христианам запрещено работать на евреев. Она осталась с Вальтером. Ей очень трудно. Она подумала, что, может быть, Зофи знает, где Штефан… Ей самой не нужно этого знать, просто…
– Зофия Хелена не имеет никакого понятия о том, где сейчас находится Штефан, – произнес Отто.
– Моя невестка только просила передать ее сыну, где их теперь можно найти.
– А мою невестку только что арестовали из-за вас! Оставьте нас в покое!
Отто повесил трубку на рычаг. Его руки дрожали.
Зофия Хелена смотрела на него во все глаза:
– Я могу найти Штефана.
Иоганна тоже смотрела на деда. Вынув изо рта пальчик, малышка серьезно подтвердила:
– Зозо может найти Штефана.
Отто вернулся к супу. Его уже не надо было помешивать, но Отто успокаивала размеренность этого движения.
– Ты понятия не имеешь, где он, Зофи, – заявил он. – Ты будешь сидеть дома и готовиться к экзаменам, а когда твою маму отпустят, мы все уедем к бабушке Бетте. Твоей маме нельзя больше оставаться здесь. Когда ее освободят, мы уедем в Чехословакию.
В поисках Штефана Ноймана
Зофия Хелена выскользнула из постели, в которой лежала полностью одетая. Выдвинув из-под кровати шкатулку с секретами, она положила в нее книгу, которую читала, дожидаясь, пока в дальней комнате не заснет дед, – тот самый сборник рассказов Цвейга, который она пообещала отнести в мусор. Нельзя сказать, что она нарушила свое обещание, но и сдержать его до конца у нее тоже не вышло: с книгой в руках она спустилась вниз, обошла дом и встала перед контейнерами с мусором. Но когда настал решительный момент, она не смогла расстаться с книгой. «Калейдоскоп». Как часто она спрашивала себя, почему из двух томов Штефан подарил ей именно второй. Конечно, она могла бы просто задать ему этот вопрос, однако ей нравилась загадка, ей было приятно представлять ее себе в виде хитроумного узла, который она мысленно поворачивала то так, то этак, ища правильный ответ. Не исключено, что из-за названия. Он догадался, что ее привлечет само слово «калейдоскоп» и скрытые в нем смыслы – сближение обычных вещей, их умножение в полированных гранях, превращающих простоту в красоту.
На цыпочках Зофи прошла на кухню, вытащила из подставки нож и вскрыла ящик буфета, в котором нашарила свечу и коробок спичек. Надев пальто и повязав голову розовым клетчатым шарфом, она уже подошла к двери, когда ее осенило. Она вернулась на кухню, нашла хлеб, оставшийся от обеда, и, не снимая с него бумажной обертки из булочной, сунула в карман пальто.
Выйдя из дому, Зофи свернула за угол, подняла треугольный лепесток люка и по спиральной лестнице полезла вниз, в подземелье, – там было так темно и страшно, что она, не выдержав, чиркнула спичкой. Крохотный огонек не мог осветить ей путь, зато хотя бы распугал крыс. Ступив на пол подземелья, Зофи двинулась куда-то наугад, но вскоре вынуждена была снять с головы шарф и намотать его вокруг носа и рта, чтобы ее не стошнило от вони. Значит, она идет не туда, к канализации, а не от нее. Девушка развернулась и крадучись пошла в другую сторону. Если кто-нибудь встретится ей под землей и спросит, что она здесь делает, Зофи скажет, что ищет свою кошку.
Немного погодя она остановилась и прислушалась: кто-то громко храпел. Она тихо шла на звук, пока не установила его источник: здоровый дядька лежал на полу и спал. Тогда Зофи беззвучно попятилась и скоро попала в освещенный рабочий проход. Когда он остался позади, обступившая ее тьма стала как будто еще непрогляднее.
Ей все же пришлось зажечь свечу, которую она несла Штефану. Зофи удивилась тому, как светло стало кругом. Она без всяких затруднений прошла мимо монастыря и ворот Святого Стефана, мимо груды черепов за ними, от которых она снова отвела взгляд, хотя, быть может, напрасно: не исключено, что страшное воспоминание не преследовало бы ее так, замени она храбрость, заимствованную у Штефана, своей собственной.
У тоннеля, ведущего к погребу с какао, она остановилась и потянула воздух носом. Не закрывай рот, пусть трюфель полежит у тебя на языке. Не глотай, дай шоколаду растаять, тогда вкус несравненный. Как ей хотелось взять Штефана за руку тогда, в тот первый раз в подземелье, но разве можно держать за руку единственного друга и ничего не испортить?
Опустившись на холодный каменный пол, она на четвереньках вползла в тоннель. Как она радовалась, когда обнаружила его тогда!
– Штефан, ты здесь? – прошептала она в темноту.
Ей и хотелось услышать его отклик, и было страшно, что она его услышит. Вот тоже парадокс дружбы. Как можно уцелеть здесь, среди этой ледяной сырости? Как можно спать среди вездесущих крыс?
– Это я, Зофия Хелена, – снова прошептала она. – Не бойся.
Нижняя часть погреба оказалась пустой. Зофи поднесла горящую свечу к приставной лестнице, ведущей в верхнюю часть. На ступеньках засохла грязь. Значит, по ним недавно ходили. Элементарно.
Медленно, осторожно она полезла по лестнице наверх. Вдруг сверху донесся шорох. Задув свечу, она прислушалась и крадучись одолела последние ступеньки. Когда ее голова поднялась над полом, Зофи остановилась и стала всматриваться в темноту. Было тихо.
– Штефан? – снова прошептала она.
Тишина.
Чиркнув спичкой, Зофи обернулась на топоток: прочь удирала какая-то мелкая тварь.
Пошарив в воздухе рукой, она ухватилась за шнурок от лампочки, потянула и тут же зажмурилась от света, показавшегося ей ослепительным.
На крюке у лестницы висел новый фонарь, в остальном погреб был совершенно таким же, как тогда. В дальнем конце, между ящиками с какао, виднелась какая-то щель. Может быть, их просто криво поставили: усталый рабочий в конце долгого трудового дня, как смог, опустил последний ящик и не стал ничего поправлять. Но все же она подошла ближе, проверить. За ящиками никого не было. Если Штефан и жил здесь, то никаких следов своего присутствия, за исключением грязи на лестнице, не оставил. Но где еще он мог жить?
